Тьма. Алексей Атеев

подчас очень богатых. Рябушинские, например. Да и Морозовы – выходцы из старообрядцев. Они не жалели денег на поддержку истинно православной веры. В Москве, например, до сих пор существует Рогожское подворье, являющееся центром всего российского старообрядчества. Там же пребывает и Митрополия, то есть руководство Московской и Всея Руси Русской православной старообрядческой церкви. Нужно заметить: почти сразу же старообрядчество разделилось на три основные ветви или согласия: поповство, беспоповство и единоверчество. В свою очередь, эти согласия делятся на многочисленные толки. В здешних местах проживают беспоповцы-часовенники.

      – Почему их зовут беспоповцы и часовенники? – не удержался от нового вопроса Фрол.

      – Когда начался раскол, старообрядцы бежали от власти вместе со своими попами. Когда попы поумирали, новых ставить было некому, так как ни один архиепископ не являлся приверженцем старообрядства, а рукоположить в священники может только церковный иерарх, ну, начальник, другими словами. Поповцы с течением времени нашли в Австрии и склонили в старообрядство такого иерарха, митрополита Амвросия, а в среде беспоповцев из числа верующих выделились начетчики – руководители общин, знатоки Священного Писания, выполнявшие простейшие обряды, к примеру крещение. А часовенниками согласие называется потому, что моления у них проходят не в церквях, а в часовнях. Важнейшее отличие от других беспоповцев в том, что часовенники не перекрещивают тех, кто приходит к ним из других согласий. И крестятся они не в открытой воде, как иные согласия, а в деревянной бочке – купели. Теперь понятно?

      – Понятно, что ничего не понятно, – отозвался Фрол. – Хренотень какая-то… Открытая вода, бочка… голова от этой чепухи закружилась. Я так понимаю: старая вера – она для стариков, а молодежи это все «до фени». Старики пущай кладут поклоны Иисусу Христу, а мы молимся другому богу.

      – Какому же, интересно? – хихикая, спросил Миша.

      – Да деньгам! Есть деньги – ты человек, а нет, молись не молись, чуханом и останешься.

      Тут надобно слегка отвлечься от основной линии повествования и сообщить читателям, кто же такие эти бойкие молодцы в кирзовых сапогах и фуфайках и как их занесло в сибирские дебри.

      Оба родились лет тридцать назад в тогдашнем Свердловске, в одном и том же районе, именуемом «Уралмаш». И двухэтажные домики с тесными квартирками, расположенные неподалеку от центральной проходной одноименного завода, на котором трудились их родители, стояли рядом друг с другом. Фамилия Михаила была Гурфинкель, а Ивана – Казанджий. Ходили ребята в одну и ту же школу, и даже в один и тот же класс, и не то чтобы очень дружили, но относились друг к другу вполне доброжелательно. Вечерами сиживали во дворе на сдвинутых вместе садовых скамейках, слушали завывания местных бардов, пили пиво, пялились на проходящих девчонок.

      Мишка был наполовину евреем, а в Ваньке смешалось много кровей, хотя, когда его спрашивали о национальности, он равнодушно отвечал: украинец.

      Мишка