Горький сентябрь. Николай Дмитриев

Он тебе всё пояснит.

      – Есть, товарищ комдив, – чётко ответил старший лейтенант и, по-уставному повернувшись через левое плечо, вышел наружу.

      Капитана Астахова Бахметьев нашёл в одной из тех двух, стоявших в стороне палаток. В отличие от комдива у капитана раскладного стола не было и его заменял обрезок широкой доски, уложенный на два чурбачка. Там лежали какие-то бумажки, которые Астахов, едва увидав Бахметьева, тут же отложил в сторону.

      Выслушав обстоятельный доклад старшего лейтенанта и узнав о вероятном времени подхода колонны, капитан сказал:

      – Мы твою батарею с утра ждём, позиции основная и две запасных намечены, что же касается рекогносцировки, хоть тебе этой ночью так и так спать не придётся, думаю, её лучше провести утром. Возражений нет?

      – Никак нет! – улыбнулся Бахметьев, отметив про себя, что капитан чем-то располагал к себе.

      И словно подтверждая это первое впечатление, капитан Астахов с улыбкой предложил Бахметьеву:

      – Ну что, старший лейтенант, по-моему, самое время подкрепиться? Небось на марше пообедать не случилось?

      – Ясное дело нет, впрочем, поесть никогда не мешает, – весело заметил командир батареи и выжидательно посмотрел на Астахова.

      – Правильно, – капитан быстро собрал разложенные на столе бумаги, сложил их в ящик и поднялся. – Давай, потопали.

      Астахов провёл Бахметьева в глубь леса, туда, где на небольшой прогалине дымила походная кухня, а недалеко от неё примостился сколоченный из досок обеденный стол. Повар в отличительном белом колпаке принёс макароны по-флотски, и какое-то время командиры сосредоточенно ели. Потом, когда на столе появился и свежеиспечённый хлеб, Астахов, взяв ещё тёплый кусок, как бы между прочим сказал:

      – Твои корпусные пушки это хорошо, фронт уплотняется… – И только потом спросил: – Тебе-то как, повоевать уже пришлось?

      – Ещё на Финской, – отозвался Бахметьев.

      – А-а-а… – с заметным разочарованием протянул Астахов.

      Это не укрылось от Бахметьева, и он, догадавшись, что капитан имеет в виду характер войны, отложив ложку, попросил:

      – Расскажи мне, капитан, что тут, а то я всё слушаю, как «Совинформбюро» заканчивает сообщение фразой: «Наши потери незначительны»…

      – Ну да, весьма незначительны, – сделав упор на слове «весьма» ответил Астахова, и его лицо исказила злая гримаса. – От дивизии почитай едва полк остался и то если кашеваров считать. Пополнения только за Днепром подходить начали, но уж тут нам, кровь из носу, удержаться надо…

      Какое-то время командиры сидели молча. То, с какой интонацией капитан упомянул Днепр, говорило о многом. Бахметьеву уже приходилось слышать, что немцы гораздо сильнее, а потому и прут безостановочно, но верить в это никак не хотелось, и он спросил о другом:

      – Я вот одного не пойму, капитан. Комдив, как меня расспрашивал, узнал, что я белорус, и вроде как коситься начал. С чего это вдруг?

      – А чего тут понимать? – Астахов кривовато усмехнулся. – Просто комдив наш западенцев на нюх не переносит.

      – Каких западенцев? – не