Дневники Энди Уорхола. Энди Уорхол

и, взяв с собой в лифт любимых такс, Арчи и Амоса, спускался с третьего этажа дома, где была его спальня, в подвал, где была кухня, – там он завтракал вместе со служанками, сестрами-филиппинками Нэной и Авророй Бугарин. Потом он совал подмышку несколько экземпляров Interview и на пару часов отправлялся по магазинам, обычно вдоль Мэдисон-авеню, потом заходил в аукционные дома, в ювелирные лавки в районе 47-й улицы и в антикварные магазины Гринвич-Виллидж. Он раздавал журналы владельцам магазинов (в надежде, что они решат поместить в Interview свои рекламные объявления), а также всем тем, кто узнавал его на улице и заговаривал с ним – ему было приятно, что он мог что-то подарить этим людям на память.

      В офис Энди приходил между часом и тремя пополудни, в зависимости от того, был в этот день назначен деловой ланч с потенциальными рекламодателями или нет. Придя в студию, он обычно начинал – в поисках денег – шарить у себя в кармане (а порой и в ботинке!), а потом посылал кого-нибудь из сотрудников помоложе в магазин «Брауни», в том же квартале, за углом, чтобы те купили что-нибудь легкое перекусить. Потом, попивая морковный сок или чай, он просматривал записи в своих ежедневниках, чтобы вспомнить, куда его пригласили на вторую половину дня и на вечерние мероприятия, звонил тем, кто до него не дозвонился раньше, и отвечал на текущие телефонные звонки. Еще он распечатывал множество конвертов, которые получал каждый день, решая, какие из писем, приглашений, подарков и журналов не стоит выбрасывать, а лучше положить в «Капсулу времени» – так называлась очередная из многих сотен коричневых картонных коробок размером 30 × 60 × 40 см, которую запечатывали, снабжали датой и отправляли на хранение, заменяя ее точно такой же, но пустой коробкой. Меньше одного процента из всего того, что ему присылали или дарили, он оставлял для себя или кому-нибудь отдавал. Все остальное отправлялось «в коробку»: это были предметы, которые он счел «небезынтересными», а поскольку Энди интересовался всем на свете, в коробки попадало буквально все. Энди редко, очень редко давал какие-либо письменные указания. У него в руке, правда, можно было порой увидеть ручку, но если его рука двигалась, это почти всегда означало, что он просто ставит свою подпись: дает автограф, расписывается на художественном произведении или подписывает договор. Еще он любил записывать на клочках бумаги номера телефонов, однако они обычно так и не попадали в адресную книгу. Если он все-таки писал записку, это почти неизменно было не больше, чем просто слова, например, «Пэт – используй это», и такую записку он прикреплял к вырезке из газеты, если считал, что это могло помочь проекту, над которым мы в тот момент работали. Бывали и исключения – если кто-то диктовал ему, что именно написать (например, на карточке, прилагаемой к подарку), и тогда он с удовольствием писал бы сколько угодно – однако лишь до тех пор, пока не прекращалась диктовка. Он оставался в главном помещении офиса – приемной – на час или два, болтал с теми, кто в тот момент оказался