Где небом кончилась земля: Биография. Стихи. Воспоминания. Николай Гумилев

тайно стремился навстречу серебряным зорям.

      Сбегающий сумрак. Какая-то крикнула птица,

      И вот перед ней замелькали на влаге дельфины.

      Чтоб плыть к бирюзовым владеньям влюбленного принца,

      Они предлагали свои глянцевитые спины.

      Но голос хрустальный казался особенно звонок,

      Когда он упрямо сказал роковое «не надо»…

      Царица – иль, может быть, только капризный ребенок,

      Усталый ребенок с бессильною мукою взгляда.

      Нетрудно догадаться, что за царица, похожая на капризного ребенка, вспомнилась поэту, и на берегу какого моря происходили события.

      Все чаще посещает Гумилева мысль о смерти, все чаще делается она героиней его стихов.

      Нежной, бледной, в пепельной одежде

      Ты явилась с ласкою очей,

      Не такой тебя встречал я прежде

      В трубном вое, в бешенстве мечей.

      Ты казалась золотисто-пьяной,

      Обнажив сверкающую грудь,

      Ты среди кровавого тумана

      К небесам прорезывала путь.

      Как у вечно жаждущей Астреи,

      Твои очи были глубоки,

      И неслась по жилам кровь быстрее,

      И крепчали мускулы руки.

      Но тебя, хоть ты теперь иная,

      Я мечтою прежней узнаю,

      Ты меня манила песней рая

      И с тобой мы встретимся в раю.

      Андрей Горенко. Фотография, 1900-е гг.

      А.Н. Толстой вспоминает рассказ Гумилева, слышанный, по его словам, за столиком в одном из парижских кафе: «…они шли мимо меня, все в белом, с покрытыми головами. Они медленно двигались по лазоревому полю. Я глядел на них – мне было покойно, я думал: «Так вот она, смерть». Потом я стал думать: «А может быть, это лишь последняя секунда моей жизни? Белые пройдут, лазоревое поле померкнет»… Я стал ждать этого угасания, но оно не наступало, – белые все так же плыли мимо глаз. Мне стало тревожно. Я сделал усилие, чтобы пошевелиться, и услышал стон. Белые поднимались и плыли теперь страшно высоко. Я начал понимать, что лежу навзничь и гляжу на облака. Сознание медленно возвращалось ко мне, была слабость и тошнота. С трудом наконец я приподнялся и оглянулся. Я увидел, что сижу в траве на верху крепостного рва в Булонском лесу. Рядом валялся воротник и галстук. Все вокруг – деревья, мансардные крыши, асфальтовые дороги, небо, облака – казались мне жесткими, пыльными, тошнотворными. Опираясь о землю, чтобы подняться совсем, я ощупал маленький, с широким горлышком пузырек, – он был раскрыт и пуст. В нем, вот уже год, я носил большой кусок цианистого калия, величиной с половину сахарного куска. Я начал вспоминать, как пришел сюда, как снял воротник и высыпал из пузырька на ладонь яд. Я знал, что, как только брошу его с ладони в рот, – мгновенно настанет неизвестное. Я бросил его в рот и прижал ладонь изо всей силы ко рту. Я помню шершавый вкус яда.

      Вы спрашиваете, – зачем я хотел умереть? Я жил один, в гостинице, – привязалась мысль о смерти. Страх