Ушла из дома и не вернулась…. Василий Веденеев

Время прошло. Но я же так ничего и не знаю! Ну хотя бы еще один вопрос!

      – В каком кафе вы были? В каком? Бело-синие губы медленно разжимаются:

      – На Комсомольском проспекте… Фрунзенск… – договорить сил не хватает.

      Выходя из машины, оглядываюсь. И только теперь замечаю, что на раненой девчонке – пусть грязный, но светлый плащ, и платье в крапинку, о котором вполне можно сказать – в горошек!

      – Как ее фамилия? Документы при ней были? – поворачиваюсь на удине к симпатичной докторше, – Обнаружили одну? Подруга где?

      – Не знаю. Никого здесь не было, когда мы приехали. Только сторож, который ее нашел. Документов я не спрашивала. Что еще?

      «Королева» начинает сердиться? Понятно, ей тоже сейчас не до разговоров.

      – Спасибо, все. Куда сейчас?

      – В первую городскую, – она пожимает плечами и поворачивается к машине.

      – Простите! – окликаю я ее. – Где вас можно найти?

      – На станции «Скорой помощи». Доктор Шамрай…

      Бело-красная машина, сверкая маячком, уезжает. Провожаю ее глазами и иду к сторожу. А информации пока практически никакой – только предположения.

      Сторож – старичок при исполнении служебных обязанностей – шмыгает носом и солидным басом представляется.

      – Рожков наша фамилия. Федор Степанович.

      – Очень хорошо, – говорю я по привычке, хорошего-то пока мало, – когда вы обнаружили раненую, где? И прошу вас, Федор Степанович, подробнее. Во сколько, что делали, что видели, что слышали?

      – Вон тут и нашел, – он кивает на край тротуара. – Я рядом здесь нахожусь. Ну, а так часу во втором слышу – кричат. Честно скажу – не отреагировал. Думай, покричат – перестанут. И вправду перестали. Потом стон. Стонет и стонет. Вроде раненый, думаю. Я ведь на фронте санитаром был, это дело ой, как знаю, как стонут-то. Вот и вышел. А она тутось и лежит…

      – Кричал-то кто? Мужчина? Женщина?

      – Ну… Поначалу вроде как мужчина чего-тось крикнул. Не разобрал. Радио у меня играло. Приемничек. Потом уж она, девчонка эта. Тонко так, вроде птицы.

      – Она лежала как?

      – Обыкновенно лежала. На боку. Рука под ней подвернутая. Кровь-то я поначалу и не заметил. Темно…

      Старичок продолжает подробно рассказывать. Я киваю головой, уточняю детали, но думаю о другом. Рожков больше ничего интересного не расскажет. Главное изложил. Судя по описанию позы раненой, ее сначала развернули к себе, рванув за руку, а потом ударили ножом. Коротко, без замаха, чуть снизу и в бок. Вполне профессионально.

      За что? Оказала сопротивление преступнику? Слишком много знала или не то увидела? Может, просто так, для забавы? Такое в последнее время тоже встречается. Тогда тот, с ножом, еще страшней. Какую еще новую забаву он придумает?

      – Так можно или нет?

      Вопрос Рожкова прерывает размышления.

      – Что «можно»?

      – Идти мне можно? Я на посту.

      – Нет, Федор Степанович, нельзя пока… Пойдемте со мной.

      Завожу его в салон УАЗика, где терпеливый Прокопыч пытается