Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды. Е. А. Мельникова

или иное[398].

      И.П. Шаскольский показал, что «антинорманизм» подобного рода использует устаревшую аргументацию, игнорирует достижения современной науки, а Д. А. Авдусин отметил связь его распространения в 1940-1950-е гг. с общественно-политической ситуацией в СССР, борьбой против «космополитизма»[399]. Продуктивность и научное значение антинорманизма заключаются не в оспаривании скандинавского происхождения русских князей, скандинавской этимологии слова «русь», не в отрицании присутствия скандинавов в Восточной Европе, а в освещении тех процессов развития восточнославянского общества, которые привели к формированию государства, в выявлении взаимных влияний древнерусского и древнескандинавского миров.

      В последние десятилетия в мировой науке конкурируют две трактовки слова «русь». Многие советские и зарубежные лингвисты, историки и археологи придерживаются скандинавской этимологии названия и постепенно пополняют ее аргументацию (лингвистическую— А. И. Попов, Г. А. Хабургаев, Г. Шрамм, археологическую – Г. С. Лебедев). Ряд советских историков вслед за М.Н. Тихомировым[400] настаивает на автохтонном (среднеднепровском) происхождении этого названия, однако доказательства в их трудах либо отсутствуют, либо сводятся к общим соображениям о существовании в Среднем Поднепровье Русского государства на рубеже VIII–IX вв. (или раньше) при отсутствии здесь скандинавских древностей.

      В отечественной и зарубежной этнографии, лингвистике и археологии накоплено много новых данных, прямо или косвенно проливающих свет на спорный вопрос. Важны, в частности, общетеоретические исследования, раскрывающие механизм взаимодействия этносов в эпоху образования раннегосударственных структур. При этом отмечается полиэтничность господствующего слоя нарождающегося государства. Культура этого слоя в отличие от массовой, крестьянской, этнические характеристики в которой более устойчивы, по своему существу призвана отмечать социальный статус ее носителя, а не его этническую принадлежность. Наконец, применительно к собственно русско-скандинавским связям поставлен вопрос о синтезе обоих – наряду с другими – этносов в процессе формирования Древнерусского государства[401]. Необходимо отметить углубление комплексности исследования проблемы – широкого использования и взаимопроверки данных языка, письменных источников и археологических материалов.

      В опосредованной форме эволюция содержания термина «русь» отразила важнейшие этносоциальные сдвиги в восточнославянском обществе, причем настолько последовательно, что представляется возможным сопоставить основные этапы этой эволюции с этапами русско-скандинавских связей раннего средневековья. Наиболее существенные преобразования в семантике, употреблении и форме названия «русь» в целом завершаются с консолидацией государства, т. е. к концу X в., и, таким образом, приходятся на первые три этапа восточнославянско-скандинавских отношений:

398

Как правило, эти попытки предпринимаются исследователями, не имеющими филологической подготовки (см. например: Кузьмин А. Г. Об этнической природе варягов// ВИ. 1974. № 11).

399

Шаскольский И.П. Антинорманизм него судьбы // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1983; Авдусин Д. А. Современный антинорманизм // ВИ. 1988. № 7. С. 23–34.

400

Тихомиров М.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля» // СЭ. 1947. № 6–7; Толочко П.П. Древняя Русь. Киев, 1987. С. 31–33.

401

Наьиуто В. Т. Русско-скандинавские отношения и их место в истории раннесредневековой Европы // СС. 1970. Вып. XV. С. 51–61.