Маленький, большой, или Парламент фейри. Джон Краули

и треснутой тарелки с копченой рыбой, – все это девушка принесла и поставила на стол, не поднимая глаз на гостя. Она могла быть дочерью, или служанкой, или пленницей, или экономкой, или даже санитаркой, поскольку идеи доктор Брамбл высказывал – хотя и в достаточно мягкой форме – весьма странные и явно навязчивые.

      – Видите ли, по мнению Парацельса… – Тут доктор умолк, раскуривая трубку.

      Воспользовавшись паузой, Дринкуотер ухитрился задать вопрос:

      – Молодая леди ваша дочь?

      Брамбл оглянулся с таким видом, словно Дринкуотер обнаружил кого-то из членов семейства, о котором он не подозревал; затем кивнул в знак согласия и продолжил:

      – Парацельс, видите ли…

      Девушка без зова внесла красный и белый портвейн; когда вино было выпито, доктор Брамбл, разгорячившись, принялся рассказывать о своих неприятностях: как его изгнали с кафедры за то, что он возвещал истину, по мере того как она ему открывалась; как теперь к нему подбираются, лишь бы вдоволь поиздеваться, и привязывают жестянки к хвосту его собаки – бедного безъязыкого существа! Девушка принесла еще виски и бренди, и Джон, отбросив наконец-то церемонии, спросил, как ее зовут.

      – Вайолет, – ответила девушка, не глядя на него.

      Когда доктор Брамбл все-таки повел его к постели, главным образом потому, что не желал терять слушателя, Дринкуотер из его слов уже почти ни единого не разбирал.

      – Дома построены из домов, расположенных внутри домов, построенных из времени.

      Проснувшись незадолго перед рассветом, Дринкуотер с удивлением обнаружил, что произнес эту фразу вслух; ему только что снилось доброе лицо доктора Брамбла, а горло горело огнем. Когда Джон опрокинул стоявший в изголовье кувшин, из-под него выполз потревоженный паук. По-прежнему мучимый жаждой, Дринкуотер подошел к окну, прижимая к щеке прохладный фарфор. Между подстриженными кружевными деревьями лежали образованные ветерком островки тумана и гасли последние светлячки. Он увидел, как Вайолет возвращается из амбара – босая, в светлом платье, с ведрами молока. Ступала она очень осторожно, однако при каждом ее шаге на землю падали белые молочные капли. И в это мгновение Джон Дринкуотер с пронзительной ясностью представил себе, как возьмется за постройку дома, который спустя год и несколько месяцев станет Эджвудом.

      И вот теперь здесь, в Нью-Йорке, перед ним лежало имя той, кого, как он думал, никогда больше не увидит. Джон Дринкуотер включил себя в список.

      Едва прочитав имя доктора Брамбла, он сразу понял, что Вайолет будет сопровождать отца. Он уже Как-то знал, что она стала еще очаровательнее, а ее волосы, которых не касались ножницы, сделались на два года длиннее. Он не знал только, что она беременна третий месяц не то от Фреда Рейнара, не то от Оливера Хоксквилла или еще от кого-нибудь из тех, кого не жаловали в доме викария (имя он так и не спросил); Джону даже не приходило в голову, что Вайолет – так же как и он сам – стала на два года старше и тоже оказалась на жизненном перепутье и что перед ней открылись тенистые причудливые тропы.

Назовем