Старое вино «Легенды Архары» (сборник). Александр Лысков

Последнее переводилось как «солнечный ребёнок» и как будто относилось в некотором роде и к Софье Наумовне.

      Кажется, у неё только и дела было в жизни, что ухаживание за своим розарием, в том числе и полив компостом, приготовленным домработницей из лошадиных «яблок».

      Она так была отчуждена от жизни города, улицы, соседей, настолько эти люди и эта их жизнь были далеки от неё, что она могла появиться в окне в одном лифчике, виден был и её большой живот… Мужчинам приходилось отворачиваться, а женщины пытались повлиять на неё, укоряли за несоблюдение элементарных приличий, бросавших тень на всех их… Напрасно.

      Высокомерие переполняло Софью Наумовну.

      Говорили, она была дочерью знаменитого когда-то в городе фотографа Адама Смушкиса. Старухи помнили, что во время английской оккупации в витрине его студии на Троицком тоже стояли горшки с такими же крохотными розами…

      В поэте Гинзбурге принадлежность к избранным обозначалась изящной полоской усов и золотой заколкой на галстуке (шляпа, начищенные башмаки, портфель не являлись для интеллигентных мужчин этого дома чем-то необычным). А вот приподнимание шляпы при встрече было свойственно только ему. С виду он был строг, но очень приветлив с детьми, может быть, за неимением своих.

      В стенах своего жилища супруги были неосмотрительны одинаково.

      Из открытого окна их квартиры с цветами на авансцене, из мрака рампы могло разноситься по двору, к примеру, такое:

      – Ты же поэт, Лео!

      – Но я не лирик, Софа! Я – трибун!

      – Почему бы тебе не написать пару гениальных строк и о любви?

      – Софочка, но ты же прекрасно знаешь, что за любовь платят сущие копейки!

      – Значит, вот это написано совершенно бескорыстно?

      – Что ты имеешь в виду?

      – Я имею в виду листок с женским почерком, что нашла в твоём кармане.

      – И что же ты этим собираешься мне сказать?

      – Я собираюсь читать, Лео. Плакать и читать.

      Софья Наумовна начала декламировать:

      Не покидай меня ночами,

      не оставляй меня во сне.

      Пусть это долго длится с нами, —

      когда ты мой! Когда – во мне!..

      Она перевела дух, высморкалась и продолжила допрос:

      – Лео, кто эта «Ю», что подписала это ужасное стихотворение?

      – Ты не можешь допустить, что молодая поэтесса передала эти стихи мне для рецензии?

      – А с каких это пор эротические вирши стали рецензировать поэты гражданственной направленности?

      – Софа, но разве не достаточно для этого обладать просто высоким общекультурным уровнем?

      – Ты лжец, Лео!

      – Позволь, Софочка! Тогда ты должна привести тому веские доказательства. Иначе я уже перестаю понимать, на каком я свете!..

      И настал день, когда многострадальный фронтовой газик с тётей Надей на подножке задним ходом подъехал к окну поэтовой квартиры.

      Цветы из окна подавала домработница, а Леонид Гинзбург в сдвинутой