Академия времени. Екатерина Богданова

парень, выскакивая у меня из-за спины, как чертик из табакерки.

      – Юнила, – представилась я.

      – Родо, – ответил парень. – Я помощник конюха, а ты?

      – А нас с мамой градоправитель собрался кому-то подарить, – призналась я.

      – Ух ты! И кому же? – заинтересовался Родо.

      – Я точно не знаю, но вроде бы какому-то амнистанцу, – пожала плечами.

      – Везунчики, – протянул парень.

      – Почему? – спросила я, поглядывая на дверь, за которой скрылась мама.

      – Так у них же невольников нет! Вас подарят, а новый хозяин отпустит, – пояснил помощник конюха.

      Отворилась дверь, из нее выглянула мама и позвала меня.

      – До встречи, Родо, – попрощалась я и побежала к ней.

      Нам выделили почти такую же комнатку, в какой мы с мамой жили у господина Прожирани. Две узкие, грубо сколоченные кровати, один стул, стол и два сундука у кроватей. Здесь только окно было чуть больше, чем в нашей прежней каморке. Но вид из него был такой же – на стену заднего двора. Нам ничего не объяснили, не сказали, что делать, просто оставили в комнате до распоряжений господина.

      – Ложись спать, Юна, – проговорила мама, укладываясь на кровать прямо в одежде.

      Я поступила точно так же, но спать совсем не хотелось. В душе, словно отголосок из детства, поднималось предчувствие чего-то волшебного.

      – Мама, – позвала я.

      – М-м-м? – вопросительно промычала она в ответ, даже не повернувшись.

      – Как думаешь, у нас все будет хорошо? – спросила взволнованно.

      – Спи, – приказала мама и добавила чуть позже на нашем родном языке: – У нас обязательно все наладится.

      Мы очень редко говорили на родном языке. Господин Прожирани сильно бранился на это, и мама только изредка заставляла меня повторять слова, чтобы я не забыла речь недосягаемой родины. Родинарский язык стал моим родным, маме же пришлось трудно в первые годы невольничьей жизни. Она два года училась и только после того, как разобралась с письменностью, стала вести бухгалтерию господина, до этого же ей давали самую тяжелую работу по дому, а из меня в то время помощница была плохая, и маме приходилось работать за двоих, чтобы меня не продали в подмастерья.

      Так я и уснула, заблудившись в воспоминаниях о днях, когда была ребенком без детства.

      Утром нас разбудила грубая женщина, назвавшаяся Донатой. Она принесла новую одежду и велела помыться.

      – Приведите себя в товарный вид, замухрышки. А то опозорите нашего господина, – проговорила она напоследок и ушла. Через пару минут нам принесли бадью, два ведра холодной воды и маленький мыльный камень, один на двоих.

      Принесенная Донатой одежда была просто великолепной по сравнению с нашими серыми бесформенными платьями. Мы помылись, оделись, заплели друг другу еще влажные волосы в косы и сели на кровати в ожидании дальнейших распоряжений. Ожидание продлилось долго. Уже наступил полдень, а за нами так никто и не пришел. Я очень хотела есть, но молчала, зная, что и мама голодна.

      Только к вечеру опять