Хам и хамелеоны. Роман. Том I. Вячеслав Борисович Репин

особа в сером костюме – француженка Мишлен.

      Николай повеселел. До театра он успел промочить горло и теперь был настроен благодушно: налево и направо отвешивал свои коронные «здрасте», пробираясь через толпу, улыбался и то и дело махал кому-то рукой. Нина удивлялась, откуда у ее сильной половины столько знакомых в Большом театре, ведь ей никогда не удавалось уговорить его сходить с ней ни в оперу, ни на балет. Сейчас же, видя его раскованное поведение в таком пафосном месте, она немного стеснялась мужа, побаивалась его необузданного радушия, сквозь которое проглядывало неумение держать себя. Благовоспитанность в любой момент грозила обернуться каким-нибудь конфузом: отдавленными ногами или раскатистым хохотом над собственной псевдозаумной шуткой, не всегда и не всем понятной. К тому же Николай чуть ли не кичился своей избыточной простотой и отсутствием хороших манер, давно уяснив, что если уж Бог одарил тебя каким-то минусом, то лучше без комплексов выставлять его напоказ, а не делать вид, что проблемы не существует.

      Чувствуя себя как рыба в воде, Ласло возглавлял компанию, хотя дорогу в ложу показывала француженка, при этом он сыпал комплиментами, активно жестикулировал и нес несусветный вздор: посольский клерк, достававший для них билеты, заверил-де его, что в ложе, обычно резервируемой для дипкорпуса, куда удалось пристроить их компанию, любил сидеть сам «отец народов».

      Ложа была почти свободна. Лишь в углу сидела пара – по виду англичане. Типичный «белый воротничок» в черном костюме отвесил им сдержанный кивок, зачем-то поменялся местами со своей томной пассией и стал изучать зал в бинокль.

      Сцена была прямо перед глазами. Не успела компания разобраться с местами, как перед оркестровой ямой появился сутуловатый дирижер в черном фраке. Отбросив назад артистические патлы, маэстро поприветствовал публику, а еще через минуту притихший зал стал наполняться ровным мелодичным журчанием. Оркестр исполнял увертюру.

      Занавес стал плавно разъезжаться. Слева появилась крестьянская избушка. Напротив, через мнимый лесок и пеструю, с цветочками, лужайку, высилась вторая хибарка. Здесь и появился некто в шляпе…

      Сидя слева от Грабе, который смотрел не на сцену, а в зал и оркестровую яму, где всё горело, мерцало и переливалось золотистыми бликами, как в приусадебном пруду на закате, Нина с удивлением отметила про себя, что никакого удовольствия от общения с прекрасным партнер мужа не получает. У него было выражение лица человека, поступившегося каким-то удовольствием…

      Объявили антракт. Грабе сорвался с места, словно школьник при первых звуках звонка на перемену. И когда Николай и Нина, в очередной раз разыскивая его, приблизились к осажденному публикой буфету, они вдруг заметили пропажу; Ласло, как ни в чем не бывало, стоял в очереди и живо озирался по сторонам. Николай, разморенный духотой зала, присоединился к нему. Он попросил для жены белого вина, а себе рюмку