Век мой, зверь мой (сборник). Осип Мандельштам

который как череп глубок, —

      Рядом с готикой жил озоруючи

      И плевал на паучьи права

      Наглый школьник и ангел ворующий,

      Несравненный Виллон Франсуа.

      Он разбойник небесного клира,

      Рядом с ним не зазорно сидеть —

      И пред самой кончиною мира

      Будут жаворонки звенеть…

* * *

      Гончарами велик остров синий —

      Крит зеленый. Запекся их дар

      В землю звонкую. Слышишь подземных

      Плавников могучий удар?

      Это море легко на помине

      В осчастливленной обжигом глине,

      И сосуда студеная власть

      Раскололась на море и глаз.

      Ты отдай мне мое, остров синий,

      Крит летучий, отдай мне мой труд

      И сосцами текучей богини

      Воскорми обожженный сосуд…

      Это было и пелось, синея,

      Много задолго до Одиссея,

      До того, как еду и питье

      Называли «моя» и «мое».

      Выздоравливай же, излучайся,

      Волоокого неба звезда,

      И летучая рыба – случайность,

      И вода, говорящая «да».

* * *

      Длинной жажды должник виноватый,

      Мудрый сводник вина и воды:

      На боках твоих пляшут козлята

      И под музыку зреют плоды.

      Флейты свищут, клянутся и злятся,

      Что беда на твоем ободу

      Черно-красном – и некому взяться

      За тебя, чтоб поправить беду.

* * *

      О, как же я хочу,

      Не чуемый никем,

      Лететь вослед лучу,

      Где нет меня совсем.

      А ты в кругу лучись —

      Другого счастья нет —

      И у звезды учись

      Тому, что значит свет.

      А я тебе хочу

      Сказать, что я шепчу,

      Что шепотом лучу

      Тебя, дитя, вручу.

* * *

      Нереиды мои, нереиды!

      Вам рыданья – еда и питье,

      Дочерям средиземной обиды

      Состраданье обидно мое.

* * *

      Флейты греческой тэта и йота —

      Словно ей не хватало молвы, —

      Неизваянная, без отчета,

      Зрела, маялась, шла через рвы…

      И ее невозможно покинуть,

      Стиснув зубы, ее не унять,

      И в слова языком не продвинуть,

      И губами ее не разнять…

      А флейтист не узнает покоя:

      Ему кажется, что он один,

      Что когда-то он море родное

      Из сиреневых вылепил глин…

      Звонким шепотом честолюбивых,

      Вспоминающих шепотом губ

      Он торопится быть бережливым,

      Емлет звуки – опрятен и скуп…

      Вслед за ним мы его не повторим,

      Комья глины в ладонях моря,

      И когда я наполнился морем —

      Мором стала мне мера моя…

      И свои-то мне губы не любы —

      И убийство на том же корню —

      И невольно на убыль, на убыль

      Равноденствие флейты клоню…

* * *

      Как по улицам Киева-Вия

      Ищет мужа не знаю