Век мой, зверь мой (сборник). Осип Мандельштам

перепуталось, и некому сказать,

      Что, постепенно холодея,

      Всё перепуталось, и сладко повторять:

      Россия, Лета, Лорелея.

* * *

      А. В. Карташеву

      Среди священников левитом молодым

      На страже утренней он долго оставался.

      Ночь иудейская сгущалася над ним,

      И храм разрушенный угрюмо созидался.

      Он говорил: «Небес тревожна желтизна.

      Уж над Евфратом ночь, бегите, иереи!»

      А старцы думали: не наша в том вина;

      Се черно-желтый свет, се радость Иудеи.

      Он с нами был, когда, на берегу ручья,

      Мы в драгоценный лен Субботу пеленали

      И семисвещником тяжелым освещали

      Ерусалима ночь и чад небытия.

* * *

      Твое чудесное произношенье —

      Горячий посвист хищных птиц;

      Скажу ль: живое впечатленье

      Каких-то шелковых зарниц.

      «Что» – голова отяжелела.

      «Цо» – это я тебя зову!

      И далеко прошелестело:

      Я тоже на земле живу.

      Пусть говорят: любовь крылата,

      Смерть окрыленнее стократ;

      Еще душа борьбой объята,

      А наши губы к ней летят.

      И столько воздуха и шелка

      И ветра в шепоте твоем,

      И, как слепые, ночью долгой

      Мы смесь бессолнечную пьем.

* * *

      Что поют часы-кузнечик,

      Лихорадка шелестит,

      И шуршит сухая печка —

      Это красный шелк горит.

      Что зубами мыши точат

      Жизни тоненькое дно —

      Это ласточка и дочка

      Отвязала мой челнок.

      Что на крыше дождь бормочет —

      Это черный шелк горит.

      Но черемуха услышит

      И на дне морском: прости.

      Потому что смерть невинна,

      И ничем нельзя помочь,

      Что в горячке соловьиной

      Сердце теплое еще.

* * *

      Когда на площадях и в тишине келейной

      Мы сходим медленно с ума,

      Холодного и чистого рейнвейна

      Предложит нам жестокая зима.

      В серебряном ведре нам предлагает стужа

      Валгаллы белое вино,

      И светлый образ северного мужа

      Напоминает нам оно.

      Но северные скальды грубы,

      Не знают радостей игры,

      И северным дружинам любы

      Янтарь, пожары и пиры.

      Им только снится воздух юга —

      Чужого неба волшебство,

      И все-таки упрямая подруга

      Откажется попробовать его.

      Кассандре

      Я не искал в цветущие мгновенья

      Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,

      Но в декабре – торжественное бденье —

      Воспоминанье мучит нас!

      И в декабре семнадцатого года

      Всё потеряли мы, любя:

      Один ограблен волею народа,

      Другой ограбил сам себя…

      Когда-нибудь в столице шалой,

      На скифском празднике, на берегу Невы,

      При звуках омерзительного бала

      Сорвут