Петербургские тени. Александр Ласкин

конец…

      Бывает, катастрофа накрывает целиком, но в данном случае она отнимает одну подробность за другой.

      Шагал тоже двигался от частного к общему. Ни за что не забудет того крохотного человечка, что под забором справляет нужду.

      И Анна Андреевна все помнит. В своей оде представила что-то вроде описи навсегда утраченного времени.

      Только в первых строках упомянула рыжего рысака, чугунку и кабак. Затем последовали матовый свет фонарей, придворная карета, голубые сугробы…

      Такой мартиролог. Ушедшего столько, что ни одно стихотворение не сможет вместить в себя все.

      Впрочем, расстраиваться нет оснований. Даже если не получится жить в этом городе, его легко унести с собой.

      Настоящую оду

      Нашептало… Постой,

      Царскосельскую одурь

      Прячу в ящик пустой,

      В роковую шкатулку,

      В кипарисный ларец…

      Тут опять одно наслаивается на другое. С одной стороны, роковая шкатулка – это Анненский, а с другой – Шагал.

      Это ведь для Шагала не существовало расстояний. Где бы он не находился, его Витебск оставался с ним. Любопытно, что ахматовская метафора имела продолжение.

      Мы еще упомянем о том, что в поздние годы Анна Андреевна завела синюю сумочку. Здесь хранились самые дорогие для нее вещи и рукописи.

      Хоть и выглядела сумочка поскромнее ларца, но уж точно не уступала ему вместительностью.

      Откроешь, а там – Царское Село. То есть, конечно, не только знакомые интерьеры и пейзажи, но весь канувший вместе с ними мир.

      …и Бродский

      В истории всегда так. Если что-то существенное начинается, то оно обязательно имеет продолжение.

      Вот и высказанная вослед Шагалу мысль Ахматовой – одна из самых далеко идущих. Для нас особенно важно то, что ее подхватит еще один знакомый Томашевских.

      В «Письмах римскому другу» тоже сказано о провинциальном. О том, что ситуация не покажется столь кромешной, если увидеть ее со стороны.

      Для людей той эпохи позиция характерная. Один режиссер часто повторял, что когда он сталкивается с чем-то нехорошим, то выходит покурить.

      Кстати, поэту неслучайно понадобилась костюмировка. Значит, и он сам хотел бы от современности уйти.

      Если выпало в империи родиться,

      лучше жить в глухой провинции, у моря…

      Словом, опять же одного нет без другого. Раз есть Царское, то должно быть и сельское. Если на одном полюсе – империя, на другом – щебетанье дрозда.

      Кто следующий вслед за Ахматовой и Бродским? Конечно, Зоя Борисовна. Правда, свои мысли она превратила не в формулу, а в решительный поступок.

      Резиденция Зои Борисовны

      Что означает «в глухой провинции, у моря»? Если отбросить римские аналогии, что будет в остатке?

      Зоя Борисовна давно задумала поселиться в Царском или Гурзуфе. За это время Гурзуф удалился за границу, а резиденция все еще находилась рядом.

      Конечно, дело не только в воздухе и парках, но в возрасте и болезнях. В казенной обстановке