На Дальнем Западе. Эмилио Сальгари

подряд все пытался проскочить из ущелья.

      Командир маленького отряда быстро вскочил на ноги и устремил пристальный взор на стоявшего перед ним в спокойной позе индейца, на бронзовом лице которого лежало выражение полного равнодушия. Ничто решительно не выдавало обуревавших пленника мыслей.

      – Кто ты такой? – спросил полковник Деванделль индейца.

      – Птица Ночи, – спокойно ответил юноша, как будто в этом живописном имени заключалось все, что могло удовлетворить любопытство спрашивающего.

      – Ты чэйэн?

      – Зачем ты спрашиваешь меня об этом? Разве мое одеяние не говорит тебе и без слов, кто я таков?

      – Почему ты пытался пробраться мимо нашего лагеря? – переменил тему допроса полковник. – Разве ты не знаешь, что мы сейчас находимся в войне с твоим племенем, точно так же, как с племенем сиу и арапахов?

      – Я должен был отвезти Левой Руке, вождю арапахов, его дочь Миннегагу.

      – Ты лжешь! Левая Рука ни за что не допустил бы такого безрассудства!

      – Гуг! Я повиновался, потому что я воин и не должен рассуждать, когда мне приказывают.

      – И где же эта девушка?

      – Она выскользнула у меня из рук во время моего падения с лошади и, кажется, погибла, упав на дно Ущелья Могил.

      Полковник обернулся к агенту.

      – Веришь ты этому, Джон?

      – По-моему, он мелет вздор! – ответил тот. —

      Я даже уверен, что этот молодец отнюдь не чистокровный индеец. Это, скорей, метис, сын какой-нибудь белой пленницы от индейца племени сиу, чем чэйэн! Разве вы не видите, что глаза его почти голубого цвета, лоб высок, а скулы выдаются сравнительно мало?

      И затем, вот еще признак: у него на шее висит маленький голубой камень от «ворот первого человека»[6]. Этот амулет носят только воины племени сиу. Ясно, что этот негодяй собирался ввести нас в заблуждение. Не правда ли?

      Полковник не отвечал. Опершись на один из столбов палатки, он с каким-то странным, затаенным, но глубоким волнением смотрел на пленника, продолжавшего сохранять свое безмолвное спокойствие, хотя молодому индейцу, захваченному белыми, прекрасно была известна ожидавшая его участь.

      Старый солдат, всегда сохранявший спокойствие в минуты опасности, вдруг неизвестно отчего побледнел, и его лоб покрылся каплями пота.

      – Боже мой! – пробормотал он, проводя рукой по лбу.

      – Что с вами случилось? – спросил Джон Максим, в первый раз в жизни видя Деванделля таким взволнованным.

      – Ты думаешь, что он метис? – спросил полковник, делая усилие, как будто для того, чтобы отогнать от себя какую-то тяжелую мысль. – И думаешь, что он должен принадлежать непременно к племени сиу?

      – Я готов прозакладывать мою винтовку против того ножа, который висит у вашего пояса, что это так! – ответил агент. – Его выдал амулет, который он носит на своей груди. Ни арапахи, ни чэйэны не имеют таких амулетов.

      – В таком случае нужно заставить его говорить!

      – Гм, легко сказать! Эти краснокожие упрямы, как

6

Радуга. У некоторых племен краснокожих Северной Америки в большом ходу предметы из камней, отливающих всеми цветами радуги. По индейскому поверью, эти камни – осколки радуги. – Примеч. авт.