Гадкие лебеди. Аркадий и Борис Стругацкие

себе на плащ, – сообщил мальчик, но Виктор уже сам разобрался со своими руками и ногами, со своим плащом и оркестром под черепом. Он встал. Сначала пришлось придерживаться за стенку, но потом дело пошло лучше.

      – Ага, – сказал он. – Значит, ты меня тащил оттуда до этой трубы. Спасибо.

      Фонарь стоял на месте, но не было ни машины, ни очкарика. Никого не было. Только маленький Бол-Кунац осторожно гладил свою ссадину мокрой ладонью.

      – Куда же они все делись? – спросил Виктор.

      Мальчик не ответил.

      – Я тут один лежал? – спросил Виктор. – Вокруг никого больше не было?

      – Давайте я вас провожу, – сказал Бол-Кунац. – Куда вам лучше идти? Домой?

      – Погоди, – сказал Виктор. – Ты видел, как они хотели схватить очкарика?

      – Я видел, как вас ударили, – сказал Бол-Кунац.

      – Кто?

      – Я не разглядел. Он стоял спиной.

      – А ты где был?

      – Видите ли, я лежал тут, за углом…

      – Ничего не понимаю, – сказал Виктор. – Или у меня с головой что-то… Почему ты, собственно, лежал за углом? Ты там живешь?

      – Видите ли, я лежал, потому что меня ударили еще раньше. Не тот, который вас ударил, а другой.

      – Очкарик?

      Они медленно шли, стараясь держаться мостовой, чтобы на них не лило с крыш.

      – Н-нет, – ответил Бол-Кунац, подумав. – По-моему, они все были без очков.

      – О, господи, – сказал Виктор. Он полез рукой под капюшон и пощупал шишку. – Я говорю о прокаженном, их называют очкариками. Ну знаешь, из лепрозория… Мокрецы…

      – Не знаю, – сдержанно произнес Бол-Кунац. – По-моему, они все были вполне здоровы.

      – Ну-ну! – сказал Виктор. Он ощутил некоторое беспокойство и даже остановился. – Ты что же, хочешь меня уверить, что там не было прокаженного? С черной повязкой, весь в черном…

      – Это никакой не прокаженный! – с неожиданной запальчивостью сказал Бол-Кунац. – Он поздоровее вас…

      Впервые в этом мальчике обнаружилось что-то мальчишеское и сейчас же исчезло.

      – Я не совсем понимаю, куда мы идем, – помолчав, сказал он прежним серьезным до бесстрастности тоном. – Сначала мне показалось, что вы направляетесь домой, но теперь я вижу, что мы идем в противоположную сторону.

      Виктор все стоял, глядя на него сверху вниз. Два сапога пара, подумал он. Все просчитал, проанализировал и деловито решил не сообщать результата. Так он мне, видимо, и не расскажет, что здесь было. Интересно, почему? Неужели уголовщина? Нет, не похоже. Или все-таки уголовщина? Новые, знаете ли, времена… Чепуха, знаю я нынешних уголовников…

      – Все правильно, – сказал он и двинулся дальше. – Мы идем в гостиницу, я там живу.

      Мальчик, прямой, строгий и мокрый, шагал рядом. Преодолев некоторую нерешительность, Виктор положил руку ему на плечо. Ничего особенного не произошло – мальчик стерпел. Впрочем, он, вероятно, просто решил, что его плечо понадобилось в утилитарных целях как подпорка для травмированного.

      – Должен тебе сказать, – самым доверительным тоном сообщил