Гибель Помпеи (сборник). Василий П. Аксенов

ограничиться обычным вагон-ресторанным набором – солянка, шашлык и компот из слив.

      Я вел с Ним простой дружелюбный разговор о смене времен года и смотрел на Его руки, на маленькие рыжие волосики, выбивающиеся из-под браслета. Потом я поднял глаза и вспомнил еще одну интересную вещь.

      Сердце у Него было не с левой, а с правой стороны. Позднее я узнал, что это явление называется «декстрокардией» и бывает, в общем, редко, страшно редко, считаные единицы таких людей на свете.

      В самом начале учебного года, когда они еще не перешли на насильственное изъятие продовольственных излишков, Он спорил с нами на этот счет. Спорил на завтрак.

      – Спорим, что у меня сердце не с той стороны, – говорил Он и горделиво расстегивал рубашку.

      Потом, когда все уже узнали об этой Его особенности, Он перешел на силовой шантаж.

      – Спорим? – спрашивал Он, садился рядом и выворачивал тебе руку. – Споришь или нет? – И расстегивал рубашку.

      Тут-тук, тук-тук, ровно и мирно стучало с правой стороны сердце.

      Тяжелую лучистую поверхность солянки тревожила равномерная тряска. Янтарные капли жира дрожали, собирались вокруг маленьких кусочков сосиски, плававших на поверхности, а в глубинах этого варева таилось черт те что – кусочки ветчины, и огурцы, и кусочки куриного мяса.

      – Какой хлеб! – сказал я. – А помните, во время войны был какой хлеб?

      – Да, – сказал Он, – неважный был тогда хлеб.

      Я набрался сил и посмотрел Ему в глаза:

      – Помните наши школьные завтраки?

      – Да, – твердо сказал Он, и я понял по Его тону, что силы у Него по-прежнему достаточно.

      – Такие вязкие пеклеванные булочки, да?

      – Да-да, – улыбнулся Он, – ну и булочки…

      Ноги у меня ходили ходуном. Нет, я не могу сейчас. Нет, нет… Пусть Он все съест. Ведь мне приятно смотреть, как Он ест. Пусть Он насытится, и я заплачу.

      – Сало «лярд» и яичный порошок, а? – с легкостью усмехаясь, спросил я.

      – Второй фронт? – в тон мне улыбнулся Он.

      – Но больше всего мы любили тогда подсолнечный жмых.

      – Это было лакомство, – засмеялся Он.

      Обед продолжался в блистательном порхании улыбок.

      Французы делают так: наливают коньяк, плюют в него и выплескивают таким вот типам в физиономию. Разным там коллаборационистам.

      – Выпьем? – сказал я.

      – Ваше здоровье, – ответил Он.

      Подали шашлык.

      Прожевывая сочное, хорошо прожаренное мясо, я сказал:

      – Конечно, это не «Арагви», но…

      – Совсем неплохо, – подхватил Он, кивая головой и словно прислушиваясь к ходу внутренних соков. – Соус, конечно, не «ткемали», но…

      Тут меня охватила такая неслыханная злоба, что… Ах ты, гурман! Ты гурман. Ты знаешь толк в еде и в винах, наверное, и в женщинах, должно быть… А ручку мою ты по-прежнему носишь в кармане?

      Я взял себя в руки и продолжал застольную беседу в заданном ритме и в нужном тоне.

      – Удивительное дело, – сказал я, – как