Приглашение в замок. Жан Ануй

Это мне урок – когда смотришь на девушку в кондитерской, гляди в оба. Я все предусмотрел, кроме одного – что мне придется выдержать вот этот проницательный взгляд.

      Изабелла. Если он вас раздражает, я могу закрыть глаза.

      Орас. Не надо. Наоборот, он поможет нам выиграть время. Благодаря ему я могу обойтись без предисловий и приступить прямо к делу. Ну так вот, мадемуазель, у меня есть брат. Я его горячо люблю, а он по уши влюблен в очень красивую и очень богатую девушку, в честь которой и дается сегодняшний бал.

      Изабелла. А она? Она его не любит?

      Орас. Официально она считается его невестой. Два-три раза в день она протягивает ему губки для поцелуя, следуя правилам любовной стратегии, которая мне неясна. Полагаю, что время от времени она рассеянно позволяет ему облобызать еще какую-нибудь частицу своей нежной, хотя и несколько прохладной кожи. Она разыгрывает перед ним все положенные мизансцены и даже утверждает, будто она его любит, но на самом деле это ложь: она его не любит.

      Изабелла. Она любит другого?

      Орас. Положа руку на сердце, мадемуазель, я считаю, что она вообще не способна любить. Но так как эта малютка – мультимиллионерша, избалована сверх всякой меры и привыкла следовать малейшей своей прихоти, она и в самом деле вообразила, что влюблена.

      Изабелла. И ее избранник?

      Орас. Вы угадали – это я. Вы, несомненно, скажете, что это безумие и мой брат в тысячу раз лучше меня.

      Изабелла. А каков он?

      Орас. Черт возьми! Чуть не забыл! Видите, как нелепы заранее заготовленные речи. Я едва не упустил главное: мы близнецы, мадемуазель.

      Изабелла. Вы похожи друг на друга?

      Орас. Внешне – до неприличия. Эта шутка дурного тона длится слишком долго. К каким только недоразумениям она не приводила. Но она надоела, навязла в зубах, набила оскомину. Вот уже сто лет трюк с близнецами не смешит никого, а наших друзей и подавно… Зато по характеру – вот видите, вы имеете дело с самым избитым театральным штампом – мы отличаемся друг от друга, как день от ночи. Мой брат добр, чувствителен, нежен, умен, а я негодяй. И, однако, несмотря ни на что, любят меня.

      Изабелла. А вы?

      Орас. Я?

      Изабелла. Вы тоже любите эту девушку?

      Орас. Я никого не люблю, мадемуазель. Это и дает мне возможность, сохраняя полную трезвость ума, разыграть нынче вечером небольшую комедию. Да, так я решил, нынче вечером игру поведу я. Понимаете, дорогая моя, слишком уж мы полагаемся на волю обстоятельств. Судьба навязывает нам свои решения, вертит нами, как ей вздумается: то подбросит апельсинную корку, чтобы ты на ней поскользнулся, то ни с того ни с сего дарит тебе выигрыш в лотерею, верного друга или любящую женщину, а потом возьмет, да и снова наградит тумаком… А мы рады-радешеньки, принимая крохи ее милостыни, да еще бьем поклоны, приговаривая: «Спасибо, спасибо за твою щедрость! Да сбудется воля твоя!» А ведь это большая оплошность. Я еще понимаю – политика. Там дело другое. Отдаешься в чужие руки, как у парикмахера, и тебя стригут, тобой управляют – в меру