Шаги в темноте. Александр Конторович

дал бойцам команду всячески оберегать солдат с тяжелыми стальными баллонами за спиной.

      Ракета!

      И буквально через пару мгновений первая мина разорвалась прямо перед дзотом.

      Вторая, третья…

      Что он там делает? Куда стреляет?

      – А молоток парень! – крякнул оказавшийся рядом командир минометчиков. – Хорошо кладёт!

      – Куда он кладёт? – не понял Осадчий.

      – Так он фрицу все амбразуры землёй и камнями засыпал! Как стрелять-то теперь?

      И верно – откуда-то из-за дзота выскочила юркая фигура с лопатой – не иначе как обзор расчищать.

      Вот тут бы по немцу и врезать!

      Но мины этот раз взорвались где-то сзади…

      А бойцы, стреляя на ходу, уже подбегали к дзоту – миномет перенес огонь куда-то вглубь немецких позиций.

      Разумеется, дзотом вся оборона на этом участке не ограничивалась, но с таким противником бой шёл уже на равных… Его можно было увидеть – и можно было убить! Бетонной плиты над головой там ни у кого больше не имелось.

      Спрыгнув в узкий проход, ведущий к двери дзота, Осадчий споткнулся о тело убитого фрица. Ещё один свешивался через порог открытой двери. Мины легли с почти ювелирной точностью. Засыпав горячим металлом не только проход, но и немалую часть самого дзота. А учитывая то, что пулемет располагался прямо напротив открытой двери…

      Да… постарался миномётчик!

      Так вот куда он стрелял! Ждал, пока выбегут фрицы расчищать амбразуры. И входная дверь окажется открытой…

      Сержант никому не двинул в рыло и никого не расстрелял. Вся его вина состояла в том, что, встретив среди освобождённых из плена свою знакомую, он не только поделился с ней и её товарищами продовольствием, которое было выдано на весь взвод, но ещё и проводил девушек несколько километров до шоссе, где уже шли свои войска и было намного спокойнее.

      И всё бы ничего, даже продовольствие списали бы как-нибудь. Но вся беда в том, что батарея, повинуясь приказу, снялась и убыла на новые позиции.

      Вильнер нашёл её только через два дня.

      А самовольная отлучка на срок более трех часов считалась дезертирством.

      Вот и огрёб сержант три месяца штрафной роты.

      – А почему именно эти? – отложил в сторону последнюю папку Сиротин. – Что, наша доблестная милиция настолько оскудела кадрами, что не смогла разыскать в своих рядах пару-тройку убедительных злодеев? Таких, чтобы любой урка их за своих принял?

      – Ну, полагаю, если захотеть, из таких кандидатов вполне можно набрать полнокровный полк, – Гальченко сидел на подоконнике и рассеянно наблюдал за улицей.

      – Тогда объясни мне, старому, в чём дело? Да заодно растолкуй – у кого это возникла мысль меня в злодея перекрестить?

      – У меня она возникла. Тут вот в чём дело, дед Миша, можно, конечно, составить такую банду, что любой милиционер за три квартала стойку примет. Можно. Но не нужно, – Проводник легко спрыгнул с подоконника и опустился на стул напротив собеседника.

      – Почему?

      – Видишь ли, Франт