Месть амазонки. Эльхан Аскеров

не знаю. Если бы у тебя была мать, отвёз домой. А так… – Он задумался.

      – А я думала, отведёшь на рынок и продашь, – продолжила девочка, глядя ему в глаза.

      Тяжёлые желваки заходили на суровом лице воина.

      – Я не продаю людей. Я был рабом и знаю, что такое ошейник.

      – Ты? Рабом? – оторопела девочка.

      – Да. Гладиатором. Далеко на севере.

      – И ты сражался на арене?

      Воин внимательно посмотрел на девочку.

      – Ты не так мала, как кажешься на первый взгляд. Скажи правду, кто ты? Только не надо рассказывать про потерянного отца. Сейчас канун праздника и на улицах полно стражи. Тебя давно увезли бы в сторожевую башню и кинулись искать пропавшего.

      Лин досадливо закусила губу.

      – Похоже, я пытаюсь помочь тому, кто в этом не нуждается. Что ж, ты можешь идти. Дело твоё.

      – Как ты узнал? Мои вопросы не могли тебя насторожить. Обычное любопытство. Где я прокололась?

      – Ты ела как взрослый человек. Аккуратно и не торопясь. Голодный ребёнок ест не так. И попросила оставить воды для мытья, хотя не такая уж чумазая, а дети не очень любят мыться.

      – Откуда ты столько знаешь о детях?

      – Знаю, – коротко ответил воин.

      – Я не могу рассказать тебе всё, но поверь, я благодарна тебе за помощь.

      – Не за что, – так же коротко ответил он.

      – Не сердись.

      – Я не сержусь. Просто, я хочу отдохнуть. Мы с Сапсаном прошли через Глотку Ифрита. Теперь нам нужно немного набраться сил.

      – Глотка Ифрита! Но это невозможно! Там могут пройти только большие караваны. На четыре дня пути – ни одного источника. Это дорога в ад!

      – Мы прошли.

      – Но как?!

      – Ногами. Теперь помолчи. Я хочу спать. Можешь уйти или остаться, это решать тебе. Но учти, попытаешься что-то украсть, убью, – пророкотал воин равнодушно.

      Сбросив сапоги, гигант улёгся на раскатанном на полу матрасе и, глубоко вздохнув, моментально уснул. Посмотрев на спящего воина, Лин потихоньку скинула грубое мешковатое платье, хорошо скрывавшее все достоинства её фигурки, и подошла к умывальнику. Смывая пыль и пот, она чувствовала, как тело начинает дышать и становится легче. Уже две недели она жила в этом городе, собирая по тавернам слухи и слушая разговоры.

* * *

      Она родилась в месяц стрелка, когда солнце не палило нещадно, а только чуть нагревало землю. Кто знает, о чём задумалась Мать войны, позволив ей появиться на свет. Хотя и в положенный срок, она родилась крошечной, слабой, и жрица, принимавшая роды, уже готова была повернуть её головку в сторону, дабы не дать ей вдохнуть воздух этого мира, как она открыла глаза.

      Рука жрицы непроизвольно подняла девочку за ноги и отвесила ей лёгкий шлепок, заставив заплакать. На жрицу посмотрели странные, разные по цвету глаза. Карий и пронзительно синий. Это была печать богини, и только совет во главе с королевами мог решить судьбу этого ребёнка.

      Отдав ребёнка матери, жрица поспешила в храм. Давно перешагнувшая сорокалетний рубеж, она была ещё сильна и проворна,