Город в кратере. Иван Сергеевич Денисенко

с ума – разные двери есть. И между одними кромешный свет, между другими – кромешная тьма, но лучше не пытаться подсмотреть в замочную скважину, потому что скважины созданы не для глаз, а для ключей. Кто впадает в сомнения и подсматривает, а не смотрит, тот теряет время и может быть наказан тупиком. Идущему же даётся пространство впереди. Узкий коридор, тропинка через поля, расступившиеся воды, ветвистая перспектива просеки – идущему вперёд.

      2.

      – На себя тяни, на себя! – кричал худой жилистый старик.

      Редьярд собрался с силами, оторвал проклятую стиральную машинку от бетонной ступеньки и попятился, поднимаясь. С другой стороны её держал старик, его измученное лицо с набухшими прожилками лежало на исцарапанной поверхности.

      Князев шатался от усталости. Дыхание перехватывало, нижний край машинки впивался в пальцы. Когда этажом выше они установили её в ванной, настойчиво взыскующей ремонта, его замутило, но он сдержался, и только отметил с удивлением, что в голове образовалась пустота. Ни одной мысли.

      Оставалось поднять ещё несколько сумок. Задыхаясь и рассматривая сбитые ладони, Князев спустился вслед за стариком.

      – Не своим ты делом занимаешься, – с досадой сказал тот, закуривая. – Не обижайся, но я с тобой больше не работаю. Ты и себе спину сорвёшь, и мне заодно. Вот эти вещи сейчас докидаем, а там извини, всё. На следующий заказ я другого напарника поищу.

      Странное дело, Редьярд почувствовал облегчение. Остаться без работы – проще, чем много раз за день умирать на каждой ступеньке одинаковых серых лестниц. В пояснице ныло, тонкая, хорошо наточенная боль полосовала и простреливала.

      На базу возвращались молча. Князев теребил усы и думал о старике – тот каждодневно преодолевал свою изношенность: у него были внуки, безработный зять и дочь-растяпа, всем требовалось помогать. «Кто есть у меня?» – Князев не мог сообразить ни одного имени. Со Светланой расстались, не нажив детей, родителей уже нет, а друзья… у бывшего моряка друзья всегда разбросаны по миру.

      – Василий Фёдорович, – сказал он деду, когда они доехали до базы – складского помещения с несколькими ржавыми гаражами на окраине, – ты не обижайся, я и правда не своим делом занялся. Просто время сейчас такое, работы нет.

      Доковылял до Анжелы, яркой цветущей девицы, отвечающей за персонал, написал заявление «по собственному желанию», тут же получил расчёт – смешные крохи, на которые можно протянуть ещё неделю. Когда Князев шёл к остановке, с трудом волоча ноги, дождь приутих, в воздухе посветлело – и в кармане затренькал телефон.

      – Ред! – радостно прокричала трубка голосом Николая Львова. – Похоже, есть работа для всей редакции. Бердину предложили какой-то проект, он попросил тебе позвонить. Мы уже все на месте, ты когда можешь подъехать?

      Князев смог через полчаса – город был невелик, пассажирские автобусы быстро добирались с окраины в центр, где дома были на два-три этажа выше, а на площади в окружении кустов сирени грустно чернел Пушкин. Поэт никогда не посещал