Мы из Коршуна. Агния Кузнецова

за столом и что-то горячо доказывал сидевшим напротив него мужчине и женщине.

      – Я занят, подождите, – повысил он голос в ответ на Славкин стук.

      Славка закрыл дверь, постоял, колеблясь – уйти или остаться. Он стоял один в небольшой, полупустой комнате с широким шкафом, заполненным учебными пособиями, с пустым, залитым чернилами столом.

      Подошел к окну. Здесь был виден край Итальянского парка и стволы трех старых кедров, обступивших могилу.

      Славка послюнил палец и стал писать на стекле: «Если бы не я, вы ничего бы не знали об итальянце…» Но эта мысль не наполнила его сердце гордостью. «Я мог бы не говорить правды, но я сказал ее, потому что презираю ложь», – написал он ниже, но и этот афоризм не принес облегчения. На душе было противно.

      Наконец дверь открылась. Молча вышли посетители: низкий суетливый мужичок с красным, вспотевшим лицом и такая же маленькая женщина в платке, в расстегнутом пальто, с покрасневшими от слез глазами.

      – Ростислав, проходи! – послышался голос директора.

      Славка тяжело вздохнул, но в кабинет директора вошел с улыбкой, будто ничего не произошло.

      – Здравствуйте, Федор Алексеевич.

      Директор сидел за столом. На нем был серый костюм, свежая кремовая рубашка и такого же цвета узкий вязаный галстук. Он серьезно и спокойно глядел на ученика. Сбоку, через окно, пылающий солнечный шар бросал от горизонта светлые блики на его сероватое лицо с длинным шрамом.

      – Садись, – указал он Славке на стул около стола и, когда тот сел, спросил: – Ну, что скажешь?

      – Вы посылаете Лебедева в город, в музей, искать фотографию итальянца. Я тоже хочу ехать с ним, – вдруг сказал Славка.

      – Что, что? – переспросил Федор Алексеевич.

      Славка молчал. Он знал, что если бы он сказал это любому другому человеку, тот посчитал бы его наглецом. Но Федор Алексеевич был совсем иной, не похожий на тех, кто встречался на небольшом жизненном пути Славки.

      – И очень хочешь? – спросил Федор Алексеевич.

      Голос директора звучал так, что невозможное вдруг стало казаться возможным, и Славка почувствовал, как желание ехать в город захватило его с необыкновенной силой.

      – Я извинюсь перед всей школой… Буду вести себя как надо. Я же знаю себя, Федор Алексеевич! Мне обязательно нужно увлечься интересным делом, иначе…

      – Иначе тебя увлечет что-нибудь другое? Ну что же, еще раз поверю тебе, Ростислав. Поезжай.

      И ни одного упрека за пропущенные уроки, за бегство из Брусничного.

      Славка покраснел и с немой благодарностью поглядел на Федора Алексеевича.

      Федор Алексеевич сам отвез учеников в Брусничное, посадил на катер, строго наказал быть осторожными.

      Катерок проворно бежал по широкой, спокойной реке, чуть подернутой рябью. Уходили назад берега, то крутоярые, то отлогие, покрытые густым лесом. Манили широким простором ярко-зеленые поляны с молодыми березовыми перелесками. Изредка попадались рыболовецкие станы и одинокие избушки бакенщиков.