Инсургент. Николай Романов

я просто отвернусь.

      Она пожала плечами:

      – Отворачивайся, если тебе так хочется.

      В голосе определенно звучала обида.

      Он развернул кресло и уселся в него – носом в сторону санблока, представлять, как совсем недавно там шумела вода.

      Кажется, Катерина хмыкнула, но он не стал обращать на это внимания.

      Зашуршала одежда, потом шуршание прекратилось. А потом его затылка коснулась горячая рука.

      Осетр обернулся.

      Катерина стояла перед ним совершенно голая.

      – Иди ко мне, Миркин, – сказала она каким-то странным тоном.

      Он не мог оторвать глаз от всего того, что обычно скрывается под одеждой. С шумом втянул слюну, сглотнул…

      – Иди ко мне, Миркин, – повторила она, опустилась на колени, взяла за руку и положила его ладонь к себе на грудь.

      Ощущение было тем же самым, что с Яной.

      И он потерял голову.

      Костюм они срывали вместе.

      А когда голову удалось вернуть на место, все стало в жизни иным. И снова пришлось обоим идти в душ.

      Но после душа у Осетра уже и мысли не возникло о том, что надо бы выйти, когда Катерина переодевается. И оставалось только удивляться, как быстры бывают в душеґ человека иные перемены.

      На завтрак они едва не опоздали.

      Глава шестая

      – Ты позволишь мне сделать тебе замечание? – спросил Осетр.

      – Да, конечно, милый! – Катерина улыбнулась.

      Они сидели за столом и ждали, пока официант принесет заказанные блюда.

      На Катерине снова были коричневые блузка и штаны.

      Костюмчик строгой дамы, на которую никак не подумаешь, что она четверть часа назад выскочила из супружеской постели…

      – Когда мы познакомились, ты назвала завтрак «приемом пищи», и я сразу понял, что ты не штатский человек.

      Она на мгновение задумалась, потом кивнула:

      – Ты прав. Надо лучше следить за тем, что болтаешь. – В ее голосе не было никакой обиды.

      Нет, определенно в «жёны» Осетру досталась далеко не дура. И хотя бы это радовало. Лишний раз не будет раздражать.

      – На подобных мелочах обычно и сгорают.

      – Мы не сгорим, – пообещал он, сам удивляясь уверенности, родившейся в сердце. – Вот увидишь.

      К столу приблизился симпатичный официант, больше похожий на манекенщика, принес крайинский борщ: выросший на Малороссии сирота Остромир Криворучко, разумеется, предпочитал это блюдо – в приюте почти каждый день баловали воспитанников крайинской кухней.

      В школе «росомах» повара тоже иногда кормили будущих гвардейцев борщами. А потому удовольствие, получаемое Криворучко, ничем не отличалось от удовольствия, получаемого Приданниковым. Даже артистические способности для демонстрации не требовались…

      – Превосходно! – сказала Катерина после первых же ложек красного кушанья. – Ничего более вкусного в своей жизни не видела. Интересно, почему так хочется есть? Вместе с тарелкой бы проглотила!

      Видимо, она нечасто летала транссистемниками.