Продавцы невозможного. Вадим Панов

хороший специалист мог перехватить ведущийся через коммуникатор со сдвоенным шифрованием диалог, но никто этим не занимался, поскольку на извлечение из цифровой белиберды полезной информации потребовалось бы несколько десятков лет. Целью большинства атак ломщиков был объект, они пытались определить точку входа и, соответственно, вычислить местонахождение ведущих разговор людей.

      – Насколько активно они работают? – осведомился Кирилл.

      – Машинисты говорят, что парни пока не наглеют, принюхиваются. Но наши защитные программы их со следа не сбивают.

      – Нейкисты?

      – Угу, – подтвердил Таратута. – Тритоны Сорок Два.

      – Как же вы их засекли?

      – Etiam capillus unus habet umbram suum[2].

      Говоря о нейкистах, или «тритонах Сорок Два», Филя совсем не имел в виду, что его прощупывают именно сподвижники главного террориста планеты. «Тритонами» с недавних пор величали всех, кто использовал придуманную Сорок Два троицу: и правоверных последователей Поэтессы, и тех, кто плевал на Эпоху Цифры с высокой колокольни. Возможно, пророк нейкистов действительно мечтал о справедливом мире, однако пока действия Сорок Два привели лишь к выходу сетевых преступников на качественно новый уровень.

      – Надеюсь, вы их не спугнули?

      – Ни в коем случае, – подтвердил Таратута.

      – Хорошо.

      Грязнов вытащил из кармана золотую коробочку и вытряхнул на ладонь белую пилюлю. Сообразительный Филя поднес хозяину стакан воды и, дождавшись, когда Кирилл проглотит лекарство, участливо осведомился:

      – Болит?

      – У меня всегда болит, – угрюмо ответил Грязнов, возвращая стакан.

      – Но в последнее время сильнее?

      Кирилл прищурился на помощника.

      – Ты защитил докторскую по медицине?

      – Я просто вижу, – негромко ответил Таратута, продолжая вертеть в руке стакан. – Я просто все вижу.

      Именно Филя ездил в Мутабор за таблетками для Грязнова, а потому он лучше других знал, насколько больше пилюль приходится принимать Кириллу в последнее время. Речь шла не о привыкании – лекарство храмовников не было наркотиком, просто усилились мучающие антиквара головные боли.

      – Я успею, – все так же угрюмо произнес Грязнов. То ли Таратуте пообещал, то ли себе. Помолчал, вернул коробочку в карман и спросил: – Ты помнишь, что сегодня вы с Олово…

      – Ipso[3]. А почему вы спросили?

      – Memoria minuitor, nisi eam exerceas[4].

      – Не мой случай.

      – Надеюсь.

      Кирилл поднялся на ноги.

      – Позавтракаешь с нами?

      – Так поздно не завтракаю, – улыбнулся Филя. – Надо соблюдать режим.

      Они не часто ужинали вместе: Грязнов признавал за Пэт право являться домой в любое время. Совсем редко обедали – днем у каждого были свои дела. А потому совместные завтраки оставались практически единственной для них возможностью встретиться, поговорить или просто посмотреть друг на друга.

      –

2

И тонкий волос тенью обладает (лат.).

3

Само собою (лат.).

4

Память слабеет, если ее не упражняешь (лат.).