Две маленькие сказочные повести. Игорь Фарбаржевич

и угостил стражника.

      – Хо! – удивился тот.

      А человек вошёл в город. Маруся пошла следом за ним.

      На городской площади гудел летний рынок.

      У фруктового ряда человек задержался. Над зелёными грушами возвышался толстенный торговец и держал за шиворот испуганного мальчугана.

      – Я тебе покажу, как воровать, оборвыш!.. Подумайте только! – взывал он к зевакам. – Сегодня – грушу, а завтра и к городской казне подберётся!..

      Толпа зашумела.

      – В тюрьму его! – кричали одни.

      – Из-за одной-то зелёной груши?.. – возмущались другие.

      – А сколько в них сил вложено?! – надрывался торговец. – Сколько трудов?! Эй, стража!..

      Человек с размалёванным лицом достал из-за пояса свирель, заиграл. И рынок ахнул: на всех лотках, во всех корзинах, повсюду на земле лежали груши!

      – Вот это артист!

      Городские мальчишки заскакали вокруг торговца на одной ноге и завопили в восторге:

      – Жадный Эрик лопал грушу

      И свалился прямо в лужу!

      Ни встать —

      Ни сесть!

      Ни взять —

      Ни съесть!

      Э-э-э!..

      Торговец недоумённо смотрел на грушевое изобилие, пока до него не дошло, что его недозрелый товар теперь никто не купит!

      – Ааааааа! – завопил он и выпустил мальчишку. Тот сразу же заскакал с товарищами:

      – Э-э-э!..

      Человек со свирелью улыбнулся, поднял с земли одну грушу и, обтерев о рубашку, пошёл, уплетая её на ходу.

      А над площадью разносилось:

      – Это колдовство-ооо!.. Сатана-а-а!.. Конец света-а-а!..

      3. Менестрели

      – Бомммм!.. Бомммм!.. Бомммм!.. – мрачно пробил колокол.

      На городской стене появился герольд.

      – Именем Правителя города!.. – прокричал он. – Муниципальное Ведомство Доносов постановило!.. Бродяг и смутьянов, именующих себя менестрелями, признать виновными в распевании дерзких песен и приговорить к лишению языка!.. А дьявольские инструменты – сжечь!..

      Он затрубил, и на площадь въехала повозка-эшафот, на которой стояло четверо молодых парней, уже знакомых Марусе по картине в замке.

      За повозкой, разбиваясь о камни мостовой, волочились на верёвках приговорённые лютни и дудки. Сзади шла стража. Повозка проехала сквозь смолкнувший человеческий коридор и остановилась посреди площади.

      К эшафоту подошёл палач с длинными клещами в руках. Его лицо было скрыто красным балахоном с прорезями для глаз. Он шагнул к первому парню и вытащил кляп.

      – Во все глаза гляди, народ!

      Не косо, не тайком, —

      запел Менестрель.

      – Ты прикусил язык. И вот:

      Остался с языком! —

      – Молчать! – лениво сказал палач и раздвинул клещи.

      – А нам уже наверняка

      Допеть остался миг. —

      подпели первому Менестрелю остальные.

      – Но лучше жить без языка,

      Чем – прикусив язык!..

      Путник с размалеванным лицом достал