Небесная тропа. Марианна Владимировна Алферова

зу скапливалась вода. Стрекот пулеметов, падающие вниз тела. Она стояла на краю ямы и смотрела. Но те, кто умирал внизу, в ямине, ее не видели. И те, кто убивал, не видели тоже. Лишь один человек, упавший в ров, оказался зрячим. Глаза его на мгновение, прежде, чем померкнуть, впились в лицо Анастасии. А губы, искаженные предсмертной гримасой, дважды беззвучно шевельнулись. Анастасии показалось, что она разобрала по губам одно-единственное слово: «глаз». Напрасно Анастасия силилась проснуться – сон вновь и вновь возвращал ее к влажной ране в земле, наполненной мертвыми человеческими личинками. Она уже готова была упасть в эту яму и очутиться среди мертвых – живая.

      – Нет! – закричала Анастасия и открыла глаза.

      Несколько секунд она лежала неподвижно, раскинув руки и ощущая невыносимую тяжесть во всем теле. Потом, превозмогая слабость, поднялась и зажгла свечу. Была середина ночи – время, когда до рассвета, даже июньского, бесконечно далеко. Синий потолок с золотыми нарисованными звездами в эту минуту казался настоящим небом.

      Увиденное во сне не походило на пророческое видение – это было реальное событие, случившееся уже давно, если судить по одежде, вернее, белью казнимых. Но вот когда точно и кто тот человек, что пытался, умирая, сказать что-то важное?

      – Очередная гадость случилась в нашем дерьмовым мире, – прошептала Анастасия. – Только пока абсолютно неясно, какая.

      Она взяла свечу и подошла к зеркалу. Но вместо рыжеволосой женщины в мешковатой ночной сорочке она увидела паренька лет семнадцати с длинными, связанными в узел волосами. Анастасия покачала головой и поднесла свечу еще ближе к зеркалу. Теперь появилась девушка в сиреневом плаще с дорогой кожаной сумочкой через плечо.

      – Интересно, – процедила сквозь зубы Анастасия.

      Свеча в ее руке дрогнула, и тогда в глубине зеркала возник человек неопределенных лет в железнодорожном купе у окна. На его желтоватое костистое лицо с резко очерченными скулами падали отсветы проносившихся за окном фонарей. У путешественника были абсолютно белые волосы до плеч. Он пил вино из простого граненого стакана и улыбался.

      – Этого еще не хватало! – воскликнула Анастасия.

      Изображение тут же пропало. В черной поверхности зеркала теперь не отражался даже огонек свечи.

      – И кто же все это объяснит, если я ничегошеньки не понимаю?! – раздраженно пробормотала Анастасия.

      Она вышла в коридор, как была, в одной ночной сорочке, со свечою в руке и направилась к соседней двери.

      – Викентий Викентьевич! – Анастасия постучала по фанере костяшками пальцев.

      Несмотря на поздний (или, быть может, ранний) час, в комнате не спали: изнутри доносилась шумная возня, бросанье предметов и ругань. Лишь после третьего стука дверь наконец приоткрылась, и наружу высунулся толстенький коротышка в одних пижамных полосатых штанах, босиком. Он близоруко щурился и поглаживал ладонями круглый, как арбуз, живот, покрытый черной растительностью.

      – Чем могу служить, сударыня? – спросил он с легким поклоном. – Надо полагать, случилось нечто экстраординарное?

      – Вот именно. У старухи родился сын.

      – Младенец? – уточнил Викентий Викентьевич.

      – Нет, сразу взрослый. Вор и бродяга.

      – Ну, такое частенько случается. Стоит ли из-за подобной мелочи вскакивать посреди ночи?

      – А если я скажу, что господин Фарн направляется сюда?

      – Фарн?.. – Викентий Викентьевич испуганно обернулся, будто за его спиной тут же возник господин с белыми, как снег, волосами.

      – Не к нам конкретно, – поправилась Анастасия. – А к нам – в город.

      – Может быть, все не так страшно? Образуется, так сказать. – Викентий Викентьевич покосился на дверь, шум за которой ничуть не стихал, а напротив, усиливался.

      – Мы сделаем вид, что нас это не касается, – задумчиво проговорила Анастасия.

      – Как будет угодно, сударыня. – Вновь не без изящества поклонился коротышка. – Решение зависит исключительно от вас. Я все исполню.

      Анастасия повернулась, чтобы вернуться к себе, но вдруг остановилась.

      – Послушай, киса, Барсик, а почему ты не называешь меня королевой?

      – Простите, сударыня, не могу.

      – Не тяну, значит, на королеву?

      – Сударыня, вы же знаете, как я вам предан!

      – Но встречать Фарна на вокзал не поедешь, так ведь?

      – Шайтаниров поедет, ему такие поручения по душе. А меня увольте, я человек умственного труда.

      Вновь в комнате что-то грохнуло, дзинькнуло, разбиваясь, следом завизжали – истошно и на разные голоса. Барсик вздрогнул всем телом и сделал попытку ретироваться за дверь.

      – Послушай, избавься от них! – в сердцах воскликнула Анастасия.

      – Никак не могу, – потупился Барсик.

      – А если я прикажу?

      – Если прикажете, – Викентий Викентьевич глубоко вздохнул, – что ж, дело подневольное, исполню. Но я бы просил нижайше…

      –