Алло! Северное сияние? (сборник). Виталий Лозович

ветки берёзы и лапы лиственниц. Костёр горел в метре, была надежда, что тепло будет доставать до жилища.

      – Ветерочек боковой, – сказал Григорич, когда с едой закончил, – надо на ночь пару лесин друг с дружкой положить?.. – и посмотрел на Юрия, – Чтоб грел ночью-то. Правильно? – спросил и сразу и ответил, – Я вона две стволины сухих лиственниц приволок, – и он кивнул в сторону, – враз на ночь и хватит.

      – Этих звать не будем? – спросил Юрий, не поворачиваясь к соседнему костру.

      – А зачем звать? – удивился Григорич, – Они не пойдут, – У них там водка есть, зачем им другое? Сейчас перепьются и заснут, кто где сидит. Утром замёрзнут… начнут орать, что костёр потух, я такое в прошлом году постоянно видел у нас в заказнике. Перепьются, до дому не доходят и спят, где упали, утром матерятся.

      – Сам-то часто ночевал в тундре? Под открытым небом? – спросил Юрий, прикладываясь на локоть после ужина. Сытость сразу добавила тепла в организме и даже не совсем высохшая одежда не холодила теперь тело, а лишь неприятно льнула к нему, отчего кожа начинала зудеть.

      – Да как, – стал вспоминать Григории, – у меня же отец – настоящий коми… с республики. Переехал на Иртыш, там с матерью познакомился, но меня к себе на родину часто возил, вот по тайге я в детстве мно-ого ночевал с ним, а потом как женился, так всё как-то на природе жили, рядом с лесом. Что в лесу ночевать, если дом рядом?

      – Отец кто был?

      – Так охотник был, зверьё бил. Ходил в парму (парма, (коми) – тайга, лес) на месяцы, вот, наверное, он за всех и наночевался под небом. Хоро-ошо стрелял.

      – Белке в глаз?

      На этот вопрос, который Юрий задал где-то серьёзно, а где-то по привычке человека, который, когда разговор заходит об охотниках-промысловиках, всегда вспоминает такую оценку профессионализма. Но Григорич вдруг рассмеялся, да так весело и задорно, что их услышали у другого костра, обернулись, посмотрели, Григорич успокоился, глянул чуть ли не исподтишка на Юрия и, мотнув головой, повторил его слова, явно передразнивая, но без ехидства:

      – Белке в глаз… скажешь.

      – А что здесь особенного? Я слышал, что охотники…

      – Байки это всё, – оборвал его внезапно Григорич, – для любителей. Ты белку видел, Юра? Она же головой вертит тридцать раз на секунду! У меня ещё при коммунистах друг был таёжник… пушнину добывал в парме… белку бил дробью. Примерно такой, которой уток бьют. Однако, так.

      – А как же шкуру портить? Дырки от дроби? – спасительное произнёс Юрий. Григорич ещё раз на него посмотрел мудро и тихонько проговорил, вроде себе, но чтоб слышали все:

      – Зашьё-ёт государство… дырки-то.

      – А Вы, Юрий, сами охотник? – уловив момент затишья в разговоре мужчин, поинтересовалась тётя Настя.

      – Нет. Я пока никто. Надо было после армии по контракту идти, где-нибудь здесь в Арктике. Домой было бы недалеко ездить. Сразу не сообразил. Но я учусь. Буду экономистом.

      – Нельзя говорить так, – сказал раздумчиво Григории, – как это