Приключения в стране бизонов. Луи Буссенар

также три церкви различных христианских общин, посещавшиеся, впрочем, очень редко, далее – два банка, тюрьма и суд.

      Граждане Валлулы, очень довольные своим городом, находили, что он – последнее слово цивилизации.

      Мнение Фрикэ и Андрэ было, однако, иным, особенно после того, как, с трудом переправив свой багаж в одну из трех гостиниц, они едва смогли найти для себя место в большой общей зале, где ели, пили, жевали табак и бешено ораторствовали, сбившись в тесные группы, граждане нового города.

      Хозяйка-немка, матерая бабища, невозмутимая как корова, медленно обходила узкие и длинные столы, покрытые грязными скатертями. Перед двумя приезжими иностранцами она остановилась и монотонно, на манер нюрнбергской куклы, проговорила:

      – Солонина. Корнед-биф. Ветчина. Картофель. Десерт. Чай. Кофе.

      Слова были произнесены по-английски, но с убийственным немецким акцентом. Друзья все-таки поняли – и, конечно, умилились такому блестящему выбору блюд.

      Они даже не успели ничего ответить, потому что матрона сейчас же исчезла. Через пять минут она вернулась с дюжиной блюдечек, двумя грошовыми ножами, двумя железными вилками и куском пресного хлеба, похожего на кирпич.

      Пожаловаться было не на что: двум друзьям подали не только то, что было перечислено хозяйкой, но и кое-что другое, чего они даже и не просили.

      Фрикэ окинул всю обстановку залы инквизиторским взглядом парижанина, умеющего сразу замечать все мельчайшие подробности.

      Молодой человек сидел с самым степенным и важным видом, но в душе забавлялся. Очень уж курьезны были эти «выдающиеся» горожане, prominent citizen, тыкавшие железными вилками в блюдечки, накладывавшие себе на тарелки груды кусков, обливавшие их горчицей и соусами, представлявшими нечто невообразимое по своей крепости и остроте, и потом запихивавшие себе все это в рот посредством ножа и вилки.

      Фрикэ вступил в битву с поданным ему куском говядины, жесткой, точно мясо акулы, – и вдруг остановился, изумленный неожиданным зрелищем.

      Джентльмен весьма почтенного вида, по-видимому пастор, занимался такими кулинарными приготовлениями, которых европейцу не понять ни за что. Прежде всего почтенный пастор нарезал кубическими кусочками жареную ветчину и полил ее консервированным молоком, густым, почти как мед, и накрошил туда грибных консервов. Потом выдавил в эту смесь свежий томат, полил все яйцом, разведенным в виски, круто посолил, насыпал страсть сколько перцу и обложил ломтиками ананаса. А затем, после уж всего этого, облил свое кушанье каким-то черным составом.

      Фрикэ подумал:

      – Наверное, тут пари. Не иначе.

      Его всего передернуло, когда пастор принялся с аппетитом поглощать эту смесь.

      – Monsieur Андрэ, – шепнул он другу, – даже китайцы не могли бы придумать лучше, а уж они ли не мастера смешивать несмесимое. Сколько я ни ездил по белу свету, ничего подобного не видел. Вот так меню! Ну и американцы.

      Андрэ невозмутимо поедал ветчину, хлеб, огурцы и томаты