Здесь, под небом чужим. Валерий Поволяев

с губы нижней. – Пусть контрразведка нарисует протокол, оформит все как надо.

      – Будет сделано, – обрадованно пообещал Каретников.

      – Не то отношения у меня с Всеволодом Волиным и без того натянутые, – сказал батька, – он постоянно критикует меня на заседаниях Реввоенсовета.

      – Напрасно мы пригласили его к себе в армию, батька, – проговорил Каретников просто, – сидел бы он себе в Москве, либо в Париже, в носу ковырял бы – чем не занятие!

      – Действительно… – Батька усмехнулся. – Ребенка Полонских отвези Галине Андреевне, пусть девочка побудет пока у нас.

      Так Махно удочерил ребенка своего врага. Галина Андреевна девочке была очень рада, – хоть и полно было у нее забот, а все равно она находила время забежать домой, в просторный номер «Астории», украшенный богатой лепниной, и понянчиться с девочкой.

      Хотелось иметь свою дочку, свою собственную, но разве в этом дыму, в этом грохоте можно растить ребенка? Галина Кузьменко отрицательно качала головой, темные глаза ее делались печальными – нельзя…

      Кроме четы Полонских были расстреляны также Вайнер, адъютант командира Железного полка Семенченко и большевик Бродский.

      Большевистские ячейки, газету «Звезда», разные пропагандистские кружки, существовавшие в Повстанческой армии, решено было не закрывать.

      Популярность махновцев в народе росла: батька совершал налеты на банки, громил ломбарды, кредитные общества, склады, изымал деньги, продукты, вещи, все это свозилось в приемную Реввоенсовета, и дородный, осанистый, с лоснящейся бородкой «буланже» дядя Волин распределял добычу по просителям – простым людям.

      Толпа выстраивалась по нескольку тысяч человек.

      Иногда он выдавал на руки немалые суммы – по тысяче рублей; фунт хлеба в то время стоил примерно пять-шесть рублей.

      Батька действовал основательно, он решил: республике Махновии – быть!

      Жизнь в Махновии была непростая, выстрелы гремели не то чтобы каждый час – каждую минуту. Вот одно из воспоминаний тех лет:

      «На площадке против комендатуры собралось человек 80—100 махновцев и толпы любопытных. На скамейку поднялся комендант города, молодой матрос, и объявил:

      – Братва! Мой помощник Кушнир сегодня ночью произвел самочинный обыск и ограбил вот эту штуку. – Он показал золотой портсигар. – Что ему за это полагается?

      Из толпы два-три голоса негромко крикнули:

      – Расстрелять!

      Это подхватили и остальные махновцы, как, очевидно, привычное решение. Комендант, удовлетворенный голосованием приговора, махнул рукой, спрыгнул со скамейки и тут же из револьвера застрелил Кушнира. Народный суд окончился, а махновцы, только что оравшие “Расстрелять”, довольно громко заявляли: “Ишь, сволочи, не поделили”; комендант же, опустив портсигар в карман брюк, отправился выполнять свои обязанности».

      Портсигар, который так неосторожно отнял у кого-то его помощник, теперь всецело принадлежал ему.

      Такое происходило сплошь да рядом. Описанный очевидцем случай, например, произошел в Бердянске.

      Если махновцы