Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная (сборник). Ивлин Во

то недолгое время, что мы провели вместе, Хупер стал для меня воплощением Молодой Англии, так что, встречая в газетах рассуждения о том, чего ждет Молодежь от Будущего и в чем долг человечества перед Молодежью, я всегда проверял эти общие положения, подставляя на место «Молодежи» «Хупера» и наблюдая, не утратили ли они от этого убедительность. Так, в темные часы перед побудкой я размышлял о «Прогрессивном движении Хупера» и об «Общежитиях для Хупера», о «Солидарности Хуперов во всем мире» и о «Хупере и религии». Он был кислотной пробой для всех этих сплавов.

      Если он в чем и изменился со дня выхода из офицерской школы, то разве только стал за эти месяцы еще меньше похож на бравого вояку. В то утро, сгибаясь под полной выкладкой, он показался мне вообще утратившим облик человеческий. По-танцорски шаркнув подошвой, он замер в стойке «смирно» и растопырил у лба пятерню в шерстяной перчатке.

      – Старшина, мне нужно поговорить с мистером Хупером… Ну, где вас черти носят? Я же приказал вам провести осмотр личного состава.

      – А что, я опоздал? Извините. Укладывался как проклятый.

      – Для этого у вас есть денщик.

      – Так-то оно так, строго говоря. Да ведь знаете, как получается. Ему свои вещи надо было укладывать. Если с этими людьми раз не поладишь, они потом в чем-нибудь да на тебе отыграются.

      – Ну хорошо, ступайте теперь и проведите осмотр.

      – Есть. Железно.

      – И Бога ради не говорите «железно».

      – Извините. Я все стараюсь не забывать. Да из головы выскакивает.

      Хупер отошел, и возвратился старшина.

      – Батальонный идет сюда, сэр, – сообщил он мне.

      Я зашагал навстречу.

      На рыжей свиной щетине его усиков осели капельки тумана.

      – Как у вас здесь? Все в порядке?

      – Думаю, что в порядке, сэр.

      – Думаете? Должны знать.

      Его взгляд упал на разбитое окно.

      – Внесено в опись поврежденного имущества?

      – Нет еще, сэр.

      – Нет еще? Интересно, когда бы вы собрались его внести, не попадись оно мне на глаза.

      Он чувствовал себя со мной неловко и шумел главным образом из робости, но мне от этого он приятнее не стал.

      Он повел меня на зады, где проволочное заграждение отделяло мою территорию от владений пулеметного взвода, лихо перепрыгнул через проволоку и направился к полузасыпанной канаве, некогда служившей на ферме межой. Здесь он принялся копаться офицерской тростью в земле, точно боров на огороде, и вскоре издал торжествующий возглас: ему удалось обнаружить свалку, столь милую аккуратной солдатской душе. В бурьяне валялись коробки из-под сигарет, старые консервные банки, швабра без палки, печная вьюшка, проржавленное ведро, носок, буханка хлеба.

      – Вот взгляните-ка, – сказал командир батальона. – Хорошенькое впечатление это произведет на тех, кто разместится здесь после нас.

      – Да, ужасное, – ответил я.

      – Позор. Распорядитесь, чтобы все было