Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная (сборник). Ивлин Во

старый интерьер был распотрошен и наново декорирован в духе последнего десятилетия девятнадцатого века. Ангелы в длинных цветастых мантиях, вьющиеся розы, усеянные цветами луга, резвящиеся ягнята, библейские тексты, выведенные кельтской вязью, святые в рыцарских латах покрывали стены замысловатыми узорами ярких холодных тонов. У стены стоял резной триптих из светлого дуба, которому нарочно был придан вид лепнины. Светильник в алтаре и все металлические детали были из бронзы, покрытой ручной чеканкой так густо, что ее поверхность напоминала старую сморщенную кожу; на ступенях алтаря лежал ковер цвета луговой травы с белыми и золотыми ромашками.

      – Ух ты! – сказал я.

      – Это папин свадебный подарок маме. А теперь, если вы насмотрелись, идемте.

      По аллее навстречу нам проехал закрытый «роллс-ройс», за рулем сидел шофер в ливрее, а сзади мелькнула девическая фигурка, и кто-то посмотрел через окно автомобиля нам вслед.

      – Джулия, – сказал Себастьян. – Чуть было не попались.

      Потом мы остановились поболтать с каким-то велосипедистом.

      «Это старина Бэт», – объяснил Себастьян – а затем выехали из ворот, обогнули башенку и пустились по шоссе в обратный путь к Оксфорду.

      – Простите меня, – сказал Себастьян через некоторое время. – Боюсь, я был нелюбезен с вами сегодня. Брайдсхед часто оказывает на меня такое действие. Но я должен был познакомить вас с няней.

      «Зачем?» – подумал я, но ничего не сказал. Жизнь Себастьяна была подчинена целому кодексу подобных необходимостей: «Мне непременно нужна оранжевая пижама», «Я не могу встать с кровати, пока солнце не дойдет до моего окна», «Я обязательно должен сегодня выпить шампанского!»

      – А на меня он оказал действие прямо противоположное, – только заметил я.

      Себастьян довольно долго хранил молчание, потом обиженно сказал:

      – Я же не расспрашиваю о вашей семье.

      – И я не расспрашиваю.

      – Но у вас вид заинтригованный.

      – Естественно. Вы так загадочно молчите о ней.

      – Я думал, что обо всем молчу загадочно.

      – Пожалуй, меня действительно занимают чужие семьи – видите ли, сам я плохо знаю, что такое семья. Мы только двое с отцом. Какое-то время за мной приглядывала тетка, но отец прогнал ее за границу. А мама погибла на войне.

      – О… как необыкновенно.

      – Она была в Сербии с Красным Крестом. Отец с тех пор не совсем в себе. Живет в Лондоне один как сыч и коллекционирует какую-то дребедень.

      Себастьян сказал:

      – Вы и не подозреваете, от чего вы избавлены. А нас уйма. Можете посмотреть в Дебретте.

      Он снова повеселел. Чем дальше отъезжали мы от Брайдсхеда, тем полнее освобождался он от своей подавленности – от какой-то тайной нервозности и раздражительности, которые им там владели. Солнце светило на шоссе прямо нам в спину, мы ехали, словно догоняя собственную тень.

      – Сейчас половина шестого. К обеду мы как раз доберемся до Годстоу, потом завернем и выпьем в «Форели»,