Остров. Обезьяна и сущность. Гений и богиня (сборник). Олдос Хаксли

снова дрожать. Еще более крупно и неудержимо, чем прежде.

      Мэри Сароджини слушала внимательно и не перебивая. Когда же его голос начал срываться и окончательно изменил ему, она сделала шаг вперед и, по-прежнему держа птицу на плече, встала рядом с ним на колени.

      – Послушайте, Уилл, – сказала она, положив ладонь ему на лоб. – Нам надо от этого избавиться. – Она говорила с видом знатока, почти профессионала, привыкшего, чтобы к нему прислушивались.

      – Знать бы, как это сделать, – отозвался он, стуча зубами.

      – Как? – переспросила она. – Самым обычным способом, конечно. Расскажите мне еще раз о тех змеях и своем падении.

      Он помотал головой:

      – Не хочу.

      – Разумеется, не хотите, – сказала он. – Но вам необходимо это сделать. Прислушайтесь к словам майны.

      – Здесь и сейчас, парни, – послушно выдала птица. – Здесь и сейчас, парни.

      – А вы не можете оказаться здесь и сейчас, – продолжала девочка, – пока не отделаетесь от тех змей. Расскажите мне о них.

      – Но я не хочу, не хочу!.. – Он почти плакал.

      – Тогда вам никогда от них не избавиться. Они будут вечно ползать внутри вашей головы. Впрочем, так вам и надо, – добавила Мэри Сароджини сурово.

      Он попытался унять тремор, но его тело как будто уже не принадлежало ему. Им распоряжался кто-то другой, некто, решивший глубоко его унизить и заставить страдать.

      – Вспомните, как вы были маленьким мальчиком, – говорила между тем Мэри Сароджини. – Что делала ваша мама, когда у вас что-то болело?

      Мать обнимала его и причитала: «Мой бедный малыш, мой бедный сыночек…»

      – Она делала с вами такое? – В голосе ребенка прозвучало неподдельное изумление. – Но ведь это ужасно! Так можно только усилить боль. «Мой бедный малыш», – повторила она презрительно. – Наверняка у вас боль продолжалась потом часами. И вы уже никогда не забывали о ней.

      Уилл Фарнаби ничего не сказал, а лежал молча, содрогаясь в не подконтрольных ему судорогах.

      – Что ж, если не желаете сделать это сами, мне придется сделать все за вас. Слушайте меня, Уилл: была змея, огромная змея, и вы чуть не наступили на нее. Вы почти наступили на нее и так испугались, что потеряли равновесие и упали. А теперь скажите то же самое сами. Ну же!

      – Я чуть не наступил на нее, – послушно прошептал он, – а потом я…

      Слова не шли с языка.

      – А потом я упал, – выдавил он из себя почти беззвучно.

      Весь ужас того момента вернулся к нему – тошнотворный страх, паническое конвульсивное движение, из-за которого он потерял равновесие, а потом еще более ужасающий страх и уверенность, что пришел конец.

      – Скажите это еще раз.

      – Я чуть не наступил на нее. А затем…

      И он услышал словно со стороны, что хнычет.

      – Так и надо, Уилл. Плачьте, плачьте!

      Хныканье перешло в стоны. Устыдившись, он стиснул зубы, и стоны прекратились.

      – Нет, не делайте этого! – крикнула она. – Дайте всему вырваться наружу, если оно этого хочет. Вспомните ту змею, Уилл. Вспомните свое падение.

      Стоны послышались