Дурдом. Кирилл Казанцев

Чебурашку, а говорил голосом, которым обычно вещают в мультиках за кадром: «В некотором царстве, в некотором государстве».

      – Иду я домой. Приятнейший, теплый весенний денек. Захожу в подъезд, в лифт. Лифт у нас старенький, с распашными дверьми. Вдруг вижу, в подъезд входит Марья Ивановна, милейшая женщина. Я говорю – идите сюда, Марья Ивановна, чего вам лифта дожидаться? Она подошла, говорит – спасибо вам, а сама пальчики-то свои, пальчики на железяку положила. Я дверью пальчики-то ее и ударил…

      При этих словах эпилептик подпрыгнул на стуле и вмиг трансформировался из Чебурашки во взбесившегося Дракулу. Он истошно завопил, раздирая глотку:

      – Я ударил ее! Ударил!!!

      Через две недели, отрабатывая дальше список, я добрался до одного знакомого лица – главного режиссера «Завалинки» Славы Грасского.

      «Паранойяльная шизофрения. Наблюдается агрессивность, склонность к вызывающему антиобщественному поведению. Обладает задатками лидера, собирает вокруг себя людей самого различного склада и социального положения» – так гласила справка. Насчет консолидации людей различного склада я смог убедиться лично.

      Дверь мне открыла сильно декольтированная, в причудливом туалете от Зайцева, девица.

      – К Славику? – взвизгнула она радостно. – Парниша, я тебя люблю, хоть у тебя и рожа, как у нашего участкового… Ха-ха, шучу, красавчик.

      Она влажно чмокнула меня в губы и пропустила в квартиру. Там было дымно, людно и шумно. В руках у людей были банки с пивом, стаканы с шампанским и женские плечи (а то чего и похлеще!). Полуголая деваха с наголо бритой головой, на которой масляной краской была нарисована пышная прическа, сидела на рояле. А тип со зверским выражением лица, во фраке в горошек наяривал на нем «космическую музыку». В типе я узнал руководителя модной группы «Крик мартокота», с которой у «Завалинки у Грасского» был совместный коммерческий проект. Сам Грасский возвышался на старинной тумбе с гнутыми ногами в позе Маяковского с плаката и читал стихи Байрона. Первые пять минут он срывал аплодисменты, все чаще переходящие в свист. После пятого стихотворения его просто скинули с тумбы, и он упал, черт его дери, прямо в мои объятия.

      За время, прошедшее с моего посещения «Завалинки», Грасский успел приобрести вполне пристойный вид. Он добрил голову, оделся в черный смокинг, нацепил на шею желтую бабочку в красный горошек. Теперь он почти походил на человека. И человеком, на которого он почти что походил, был народный артист Филиппов в роли Кисы Воробьянинова, если бы ему сбросить годков двадцать.

      – Вы?! – Грасский узнал меня сразу и моментально деловито озлобился. Оттащив меня в сторону, базарно осведомился: – Что вам здесь надо, милиционер?

      – Обхожу поднадзорных. Тех, которые проходили стационарное лечение, лежали в психиатрических лечебницах.

      – А при чем тут я?! В лечебницу меня затолкали злопыхатели! Вышел оттуда благодаря протестам Союза театральных