Будь моей. Джоанна Линдсей

стража? – холодно спросил Штефан, и Василий повернулся на звук его голоса.

      – Что? Нет, конечно, нет. Я только сбил его с ног. Проклятый дурак не давал мне войти.

      – Возможно, потому, что я приказал, чтобы мне не мешали, и у меня были к тому основания.

      Штефан уселся на шезлонге, и к нему присоединилась Таня. Обняв жену за талию, Штефан притянул ее к себе. По их виду любой бы догадался, что это были за основания.

      Но, осознав увиденное, Василий лишь снова извинился:

      – Прошу прощения, но мое дело не терпит отлагательств, Штефан. Это хуже всякого кошмара, такое безумие, что ты и не поверишь. Мне самому до сих пор не верится.

      – Как ты думаешь, он пьян? – шепнула Таня на ухо Штефану.

      – Шш, – ответил он и повернулся к Василию. – Я полагаю, ты только что от матери?

      – О да! Она вне себя от радости, но если бы мне только намекнули, в чем тут дело, я бы давно уже был на полпути к границе и сделал бы все, чтобы меня никогда никто больше не нашел. Разве она тебе не говорила? Черт возьми, Штефан, если ты знал и ничего мне не сказал…

      – Успокойся же, кузен…

      Василий взял себя в руки и сказал в третий раз:

      – Прошу меня простить. У меня голова идет кругом, а скоро, глядишь, и жизнь пойдет ко всем чертям, если мы не придумаем что-нибудь радикальное…

      – Было бы неплохо, если бы ты сначала рассказал мне, в чем дело.

      Василий оторопел:

      – А разве я не говорил? – И не успел Штефан ответить, пояснил: – Я только что узнал, что пятнадцать лет назад мой отец подписал бумагу о моей помолвке. На ней стоит мое имя. Это документ! Моя мать об этом даже не подозревала, и все эти годы о существовании его знали только девушка и ее отец и только теперь, когда она, по-видимому, рвется замуж, побеспокоились сообщить и нам.

      – А кто она?

      – И это все, что ты можешь сказать? – Василий уже почти кричал: – Да какое, черт возьми, дело, кто она, если я не имею ни малейшего желания на ней жениться!

      – Но ты же знал, что когда-нибудь тебе так или иначе придется жениться, – рассудительно заметил Штефан.

      – Но уж по крайней мере не в ближайшие десять лет! Впрочем, дело не в этом. Теперь вдруг оказывается, что я обручен с девицей, которую и в глаза не видел, и не говори мне, что в свое время ты оказался в таких же ужасных обстоятельствах, потому что ты с детства знал о своей помолвке, а я рос в уверенности, что право решать принадлежит мне.

      – Видя замечательный результат моей помолвки, ты вряд ли дождешься от меня сочувствия, кузен.

      – Черта с два, не дождусь! – огрызнулся Василий. – Будь любезен, вспомни, что ты чувствовал до того, как встретил свою распрекрасную супругу.

      Крепко сжав в объятиях вышеупомянутую жену в знак того, что «тогда» и «теперь» – вещи разные, Штефан заметил:

      – Твоя точка зрения принята.

      – Наследники короны вообще редко имеют выбор в вопросах брака, – продолжал Василий горячо. – Но я-то всего лишь твой кузен, и никто, кроме меня самого, не может указывать мне, на ком жениться,