Хроники Беларутении. Микола Адам

выпьем, – остановленный фразой Светланы, вдруг произнес Колюня.

      Лицо девушки изменилось, глаза, сиявшие каким-то чудным светом, потускнели. Она знала, что к Колюне нельзя относиться серьезно, но надеялась, что не в ее случае, ведь она очень красива и, безусловно, нравилась Колюне… Она ошибалась. Как многие другие. Колюня не мог никого полюбить, потому что любил, и давно. Он любил Еву Момат, но отказался от нее, понимая, что с ним девушка будет несчастна. Поэтому, чтобы забыть ее, после срочной службы в армии он еще два года прослужил контрактником в горячих точках, бросив учебу, чтобы только не находиться с ней рядом, и уже после того, как она окончила вуз, восстановился, в одну группу с Егором, который тогда уже встречался с Евой. Колюня с ним подружился, обещав себе помогать обоим, чем сможет, а чтобы не так больно было смотреть на них, стал пить и вести беспорядочный образ жизни. Всех это устраивало. Своим пассиям он никогда не клялся в любви и предупреждал сразу, что на длительные отношения с ним пусть не рассчитывают. Однако в последнее время Колюня изменился. Ему надоело просыпаться каждое утро почти всегда с новой девушкой в постели. Ему нужна была одна-единственная, и если это не Ева Момат, пусть будет другая, но настоящая, а не кукольная. Именно кукольного типа девушки чаще всего ночевали у Колюни…

      – Колюня, – почти простонала Светлана, – ты хоть день можешь прожить без водки?

      – Могу, – прохрипел тот, закуривая. – Но не хочу. Ты идешь? – спросил.

      – Куда? – вздохнула Светлана обреченно.

      – В кабак, конечно.

      – Нет, – покачала головой Светлана тоскливо.

      – Как хочешь, – сказал Колюня. – Тогда я пошел.

      Он чмокнул девушку в лобик и, не оглядываясь, зашагал вверх по улице.

      Колюня направился в сторону Площади Победы в бар «Океан», который Егор окрестил тошниловкой. Он появился там однажды, забрать пьяного друга, сладко спавшего на разбитом после драки столе, с размазанной по лицу чужой кровью. Почему-то разбить в кровь лицо Колюне никто не мог. Фингалы ставили, а вот кровь пустить не получалось. Колюне нравилось в этом заведении. Бармены с ним здоровались за руку и никогда не обижались за беспорядки, устраиваемые им, потому что за причиненный ущерб он в два раза переплачивал. Откуда деньги, никто не знал, а сам Колюня отшучивался, что, мол, наследство родственник из Америки оставил.

      Как обычно, появлению Колюни в баре обрадовались, особенно три человека за одним из столиков. Это были молодые поэты, с которыми Колюня часто выпивал, любил пообщаться, но никогда не помнил (парадокс) их имен и каждый раз знакомился заново.

      Поэты пригласили его за свой столик и возбужденно, перебивая друг друга, стали рассказывать, показывая пальцами и взглядами на соседний столик, из чего понятно было только одно: одних молодых людей обидели другие молодые люди.

      – И чего вы хотите? – спросил Колюня.

      – Ничего, – ответил один, с реденькой бородкой-пушком, – впечатлениями делимся.

      – Ты