Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана. Валентин Пикуль

сказать, прямо сюда! Сегодняшняя газета. Фото! И не нашли лучше, как показать завтрак: сидят открыватели фронтов и устрицу из банки трескают… Так что, матросы, дело ясное: на бога надейся, да сам не плошай… Кубиков! – вдруг гаркнул боцман, перекрывая банный шум.

      – Есть Кубиков! – из пара появился тощий матрос.

      – Так вот что, дорогой товарищ Кубиков, – вежливо сказал боцман, – я против тебя ничего не имею, но за свою безыдейность ты мне все-таки спину подраишь… Уж не взыщи!..

      Матросы быстро разошлись, мгновенно разобрав все шайки. Прохор Николаевич подошел к одному матросу, который мылся сразу в четырех шайках. Усердно намыливая голову, матрос, по-видимому, блаженствовал.

      – Ваше сверхсрочнослужащее благородие, – сказал Рябинин, – дозвольте взять шаечку из-под ваших ножек?

      – Молод еще так со мною обращаться, – хмуро буркнул тот, даже не подняв головы. – И вообще не мешай, проваливай!

      Прохор Николаевич выдернул из-под ног матроса шайку. Тот проявил странное спокойствие и продолжал мыться в оставшихся трех.

      Рябинина, еще не забывшего холод Карского моря, последнее время по-стариковски тянуло к теплу. Он толкнул дверь парилки, и в лицо сразу ударило невыносимым жаром. Какой-то смуглый матрос на самом верхнем полке хлестал себя веником с такой неуемной яростью, что на венике осталось всего лишь несколько листиков, – казалось, что несколько взмахов посильнее – и получится голик драить палубу.

      – Иех, попа-а-аримся в честь открытия второго фронта! – говорил он. – А ну, поддай-ка еще! – попросил он Рябинина.

      – Смотри, не высидишь. Убежишь! – проговорил Прохор Николаевич, настроенный благодушно.

      – Высижу. Ты только плесни, мамочка!

      Рябинин выплеснул воду в печь. Из отдушины к потолку ринулся удушливый пар. Несколько матросов, лежавших на верхних полках, рассмеялись:

      – Давай еще, не разбирает что-то!

      И еще две шайки воды обрушились на раскаленные камни. Кто-то не выдержал и сполз вниз, потом – второй, за ним – и третий.

      А смуглый матрос остался, по-прежнему нахлестывая себя прутьями.

      – Жарь, жарь! – надрывался он. – Мы из Одессы, мы жаркого не боимся…

      Наконец не вытерпел и он, но спустился вниз всего лишь на две ступеньки – дальше не позволяла черноморская гордость.

      – Ты что, издеваешься? – спокойно спросил он. – Ты знаешь, кто я такой?

      – Нет, не знаю.

      – Видали, он меня не знает!.. Да я Жора Мурмылов, потомственный рулевой-парусник, мне в Одессе каждая собака еще издали лапу подавала… А ты кто такой!.. Фффррр!.. Наверное, вестовой… Вон шкура-то на тебе какая белая!..

      Он кивнул товарищам, и те, подхватив Рябинина, поволокли его на верхний полок, в самую жарынь.

      – Он нас, и мы его!

      Сейчас бы встать да крикнуть: «Отставить!» – но было уже поздно. Прохор Николаевич лежал на горячих досках, и проклятый голик одессита – на этот раз настоящий голик, без единого листика! – гулял по его спине.

      Наконец