Дневник полковника Макогонова. Вячеслав Немышев

тому ногой на живот мял, мял. Потом добил выстрелом в лицо. Был Казак по всем понятиям солдатом крепким. И мечтал Казак служить в разведке, но как-то не пришелся он Макогонову.

      Казак проследил за Мельником. Под каштаном теперь никого. Казак глянул на часы – пора обедать. Малика сегодня не вышла на работу, за нее работает тетка. Ох уж эта Малика. Видно, мало ей досталось, видно, забывать стала.

      Шмель загудел над ухом. Покружил у самого носа. Казак ловко махнул и сбил шмеля; ушибленный шмель забарахтался в пыли. Казак наступил на него тяжелым ботинком, раздался характерный хруст.

      – Промахнулся, не в свой двор залетел. Движения надо наводить за воротами, где свобода. И жив бы остался.

      Смотрит Казак на часы. Час прошел, как увели Мельника, второй пошел. Хруль все болтается у дверей «дежурки». «Вот чмо! – думал Казак. – С такими войну выиграть невозможно. А таких пол-армии. Или ротный. Хватается намертво. Проценты ему. Сука». Прошло два часа. Казак решил, что надолго это с Мельником. Но тут показались двое: на этот раз Мельника конвоировал здоровяк Паша Аликбаров. Мельник брел и как-то нетвердо стоял на ногах, а Паша старался не смотреть в его сторону.

      Казак напрягся.

      Мельник, проходя мимо Казака, отнял руки. Мама дорогая, вот так отделали Мельника! Не лицо, а бифштекс с кровью. Вся правая половина лица отекла, подплыла свежей синевой.

      Казак глазам своим не поверил: «Охренели, что ли, они? Совсем озверели! Свой же!»

      Мельника провели. Хруль, посторонившись, пьяно икнул.

      Казак прошмыгнул мимо часового за ворота, для верности огляделся. За ворота без служебных необходимостей строго-настрого выходить было запрещено. Если Душухин заметит, могут случиться неприятности. Ему же неприятности теперь не кстати.

      Человеку новому, оказавшемуся вдруг на площади перед Ленинкой, показалось бы, что площадь эта устроена совершенно несуразно. Люди, которые ходят, стоят, сидят прямо здесь и вокруг, какие-то неорганизованные, что ли, рассеянные. Некоторые же оглядываются тревожно, другие спешат скорее пересечь площадь и спрятаться за бетонными стенами прокуратуры, комендатуры, «конторы», комплекса правительственных зданий. Голопузые срочники, усевшись под гусеницами дежурной бээмпэшки, смолят папироски, ждут «дембеля» и плюют смачно в жаркое чеченское небо.

      «Змейка» с колючкой. У «змейки» бетонный «стакан», у «стакана» менты в касках и с автоматами. Пулемет сошками раскорячился на бетонной плите как раз дулом на уровне груди среднего роста человека.

      Казак вышел на площадь.

      Кафе Малики… Малика не вышла сегодня, не вышла.

      Казак, одернув «горку», зашагал уверенно через площадь. У кафе еще покурил. Вошел внутрь душного вагончика, раскидав зло узорные занавеси.

      В кафе в это время находился единственный посетитель – за столиком у окна сидел здоровенный чеченец в милицейской форме.

      Казак подсел за столик.

      – Салам аллейкам.

      – Вуаллейкам салам, брат. Гуалкш моа ду? Как дела?

      – Дик ду. Хорошо дела, брат.

      – Уэзьми, – милиционер протянул