Трудности белых ворон. Вера Колочкова

никакой внешней красивостью не спрячешь, а при высокой – и стараться не надо, она сама все определит?

      – Ну да… А представляешь, есть люди, у которых эта самость вообще на нуле. И ни купить ее, ни искусственно сделать невозможно – это ж их природная данность, такими родились! Самооценку можно поднять, а самость – нет, она манипуляциям не поддается. И ходят они по земле, бедные, с дырками вместо нее…

      – А ты что, и дырки эти видишь?

      – Вижу, но не всегда.

      Иногда ему действительно казалось, что видит. Видит это страдание непонимающих себя людей, которые ходят, будто тени неприкаянные и злобную свою хитрость, от страданий накопленную, таскают за собой, как черный шлейф да в дырку эту и выпускают периодически – смотреть невозможно. Таким способом он поступки свои странные самому себе и объяснил: кто-то же должен хоть на время затыкать собой эти самые чужие черные дырки – почему не он? Раз именно он их видит…

      – Слушай, а мне и в самом деле твой сеанс психоанализа помог! – неожиданно улыбнулась Илье Люся. – Видно, самость моя вконец уже захиреть успела. Я вот выговорилась – мне и легче стало. Правда, чуть-чуть совсем… Так что спасибо тебе. И вообще, ты молодец!

      – Гришковец…

      – Что?

      – Да погоняло у меня такое с детства – Молодец-Гришковец.

      – Как? – рассмеялась Люся. – Молодец-Гришковец? А что? Тебе идет, между прочим… Молодец-Гришковец, юный борец с черным сквозняком, злобно веющим из дырок человеческих… Интересный ты парень, слушай!

      – Странноватый, да?

      – Почему странноватый?

      – Да говорят про меня так. И еще – что я белая ворона…

      – Да нет, почему. Ты все правильно говоришь. Забавно просто…

      – Да? Ты правда так считаешь? – расплылся вдруг в радостной улыбке Илья.

      – Правда, правда. Делать мне больше нечего, как врать тебе сидеть, что ли? Несчастной, влюбленной, брошенной, да к тому ж еще и голодной… Слушай, Молодец-Гришковец, а я и правда есть захотела! Можно, я твоей еды поем и спать лягу? Поезд утром приходит, и мне сразу на работу идти…Нам и поспать-то осталось всего ничего!

      Ранним серым февральским утром, ежась от холодного уральского ветра, они вышли на перрон вокзала и быстро направились к выходу в город.

      – Люсь, телефон свой оставь…

      – А зачем? Сеанс психоанализа по-русски закончился. Попутчики разбежались в разные стороны…

      – Ну, мой возьми. Так, на всякий случай…

      – Давай…

      5

      Люся тихо открыла своим ключом дверь, на цыпочках вошла в прихожую. Тут же ей в ноги, скуля, бросился Фрам – огромная неуклюжая овчарка, «злой и старый овчар», как называл его Глеб, которого Фрам почему-то не жаловал. Ревновал, наверное…

      Из кухни, тоже на цыпочках, вышел отец, спросил громким шепотом:

      – Ты где это пропадаешь? Дома не ночуешь…

      – Пап, ты с Фрамом гулял? – так же шепотом спросила Люся, уклоняясь от Фрамовых