Из жизни Ксюши Белкиной. Вера Колочкова

Ей даже показалось, что на коже, под кофтой, обязательно должен остаться след от его ладони… «Господи, стыд-то какой!» – с ужасом подумала она, глупо улыбаясь и моргая растерянно глазами, – «Никогда со мной такого не бывало! Аж дыхание пресеклось и лицо покраснело, наверное…»

      В комнату уже входила мать, неся на большом, небывалой красоты синем блюде огромную жареную курицу, обложенную со всех сторон дольками румяной запеченной картошки и свежей зеленью.

      – Ого, какая курица большая! – повела носом вслед за блюдом Олька и громко проглотила слюну, осторожно-испуганно взглянув на мать, все утро читавшей ей лекции о правилах хорошего тона. – Мам, ты чего? Что это с тобой?

      – А что? – испуганно спросила Ксюша, хватаясь за щеки.

      – Ты красная вся такая…

      – Да я стесняюсь просто! Сейчас пройдет…

      – Это не курица, Оля, – с досадой произнесла мать, пристраивая блюдо в центре накрытого посреди комнаты большого стола. – Это индейка…

      – Индейка?! – округлила глаза Олька. – Никогда в жизни не ела индейку! Вкусно, наверное…

      – Девочки, за стол! За стол! – легонько подтолкнул их Иван Ильич. – Зиночка, а где вино?

      – Да они у меня совсем не пьют, Ваня! Я их в строгости воспитываю! – поглаживая Ксюшино плечо и умильно улыбаясь, проговорила мать.

      – Так и я ж им водки не предлагаю! А настоящего грузинского вина за знакомство просто грех не выпить! Неси бутылку, Зин!

      – Вань, ну оно ж дорогое…

      – Что значит, дорогое? Не дороже гостей! Ты чего? К тебе ж дети пришли…

      Мать нехотя достала из красивого бара бутылку «Киндзмараули», поставила на стол. Сняв фартук, села рядом с Иваном Ильичом, продолжая растягивать губы в приличествующей случаю улыбке. Ксюша вдруг остро, всей кожей почувствовала ее раздражение, сидела, опустив плечи и с силой прижимая локти к бокам. Она всегда очень болезненно ощущала ее раздражение, оно выбивало своей плотной волной все мысли из головы, заставляло струной натягиваться мышцы, и в глотке сам собой появлялся твердый слезный столбик – ни подышать, ни поплакать…

      – Ну что ж, за знакомство! – наливая в Ксюшин фужер вино, предложил Иван Ильич.

      – Спасибо, мне не надо… – коротко взглянув на мать, пролепетала Ксюша.

      – Что значит – не надо? – нарочито-громко произнес Иван Ильич. – А я говорю – надо! Ты знаешь, кто я такой? Я бывший генерал! И потому уж извини – привык командовать!

      – Генерал?! – снова округлила глаза Олька, протягивая ему и свой фужер, – вот это да…

      – Бывший, Оленька, бывший… Теперь вот одомашнился – хозяйку себе завел…

      – А раньше что, не было хозяйки?

      – Оля! – укоризненно дернула ее за рукав Ксюша. – Что ты говоришь…

      – Жена моя умерла пять лет назад… Царствие ей небесное – святая была женщина! – помолчав, вдруг совсем грустно заговорил Иван Ильич. – Мы с дочкой вдвоем остались. А недавно она замуж выскочила – да не куда-нибудь, а в