Беседы шалопаев или золотые семидесятые. Игорь Отчик

Солнце только-только поднимается из розовой полосы горизонта в голубизну безоблачного неба. Июльское утро. July Morning. Я бреду вдоль берега озера, гляжу на отблески восходящего солнца на ленивой волне, на легкий парок, колышущийся возле камышей, полной грудью вдыхаю прохладу летнего утра, и в моей памяти начинает звучать волшебная музыка Uriah Heep, одна из красивейших рок-баллад семидесятых, незабвенная мелодия нашей молодости. Негромкий голос солиста на фоне мягких ударов бас-гитары слышится мне сквозь легкую дымку раннего утра, гармонируя с тишиной просыпающейся природы. Но вот он постепенно набирает силу и вслед за восходящим над горизонтом светилом переходит на высочайших нотах в торжествующую осанну жизни. Я не знаю английского языка, и мне неизвестно, о чем поют эти пацаны, мои британские сверстники, но воспринимаю эту волшебную мелодию как гимн вечному лету, вечной любви, вечной молодости. Я чувствую неповторимость этих минут, и хочу сохранить их в памяти. Вспомню ли я когда-нибудь, в далеком, загадочном будущем об этом июльском утре тысяча девятьсот семьдесят седьмого года? Вспомню, конечно, вспомню.

      Каждый из нас о чем-то мечтал в молодости. Что-то из этого сбылось, что-то нет. Но по-настоящему заветные мечты, как правило, неисполнимы. Время идет, и они потихоньку забываются. Вот и я все реже сожалею о том, что так и не стал губернатором острова Борнео. Именно для того, чтобы первым же указом утвердить July Morning в качестве государственного гимна.

      А в воскресенье отдых уже ленивый: в бадминтон и мяч играют без азарта и купаются реже, а разговоры все больше переходят на быт, дела, работу. После обеда начинают потихоньку разъезжаться. Мы с Сергеем, как беспечные холостяки, не отягощенные домашними хлопотами, позволяем себе осушить чашу отдыха до дна и уезжаем последним рейсом. В памяти сохранилась завершающая картина того летнего дня: мы стоим на обочине пустой дороги в ожидании автобуса, закатное солнце золотит вершины деревьев, буйная прибрежная зелень погружается в тень и прохладу летнего вечера, а неподвижный воздух и внезапно наступившая тишина навевают неожиданную грусть. Такая опустошенность бывает после завершения какого-то шумного праздника, когда становится понятно, что он уже в прошлом, в безвозвратном прошлом, и никогда не повторится, как и многое другое, грустное и радостное в нашей жизни, в этой нашей единственной, неповторимой и, как я теперь понимаю, удивительно короткой жизни. Мы оба чувствуем это и молчим. Я машинально покручиваю колесико транзисторного приемника, и сквозь потрескивание эфира доносится мелодия тех давних лет: «На дальней станции сойду − трава по пояс…». Благословенные годы, благословенные дни! Как давно это было!

      В следующие выходные я был занят какой-то бытовой ерундой, и на озеро не поехал. Воскресным вечером я уже лежал в постели, перелистывая недавно вышедший сборник стихов Юрия Левитанского «День такой-то». Радиоприемник был настроен на музыкальную волну, звучала песня «Артист поет» ансамбля «Норок». Уютную атмосферу