Монады. Дмитрий Пригов

тех редких, кто полностью

      С другой, она вызывает в памяти барочное Vanitas – тщету человеческих усилий; только у Пригова эта аллегорическая фигура, ухмыляясь, указывает на неизбежное исчезновение, стирание, размывание под потоком времени любой власти, любого смысла, любого значения, любых убеждений – короче говоря, любой «монады» (тоже, впрочем, барочная категория). Это очень горькая философия, но за ней стоит радикальный отказ от наивности и самообмана. Именно способность Пригова смешно писать об этом пределе современного сознания определяет неповторимую интонацию, без преувеличения, шедевров его поздней, самоиспаряющейся лирики:

                       Вот в Беляево, скажем, иль ниже

                       Я стою прислонившись к плетню

                       И думаю:

                       Вот старушку я разве обижу? —

                       Обидишь, обидишь! – Вот ребенка ли уроню? —

                       Уронишь, уронишь!

                       Что за голос тяжелый и мрачный

                       Среди ясного летнего дня

                       Я в смятении оборачиваюсь

                       Никого, вроде, кроме меня

                       Не наличествует

                       И я прихожу в еще большее смятение.

                       Собака лает, дождик сыпет

                       Окрестность капель мелкой сыпью

                       Покрыта, пробегает дрожь

                       И шопот слышен вдруг: Не трожь

                       Не трогай меня

                       В минуту моей слабости

                       С папой в магазин идем

                       Там всего безумно много

                       А мы немногое берем

                       Этого и иного

                       Так рублей на двадцать в сумме

                       Папа, где ты? – А папа умер

                       Давно

                       Очень давно

                       Когда еще такие мощные деньги были

                       Вот все Макдональдсы поносят

                       А я, признаться, так люблю

                       Зайти – сижу, мне внук приносит

                       Бигмак и чипсы, я беру

                       Его кудрявую головку

                       И в лоб целую так неловко

                       И мы едим

      Это и есть «искусство предпоследних истин» – ведь именно так Пригов определял поэзию.

      Вместо автобиографии

      От Пригова Дмитрий Александровича [23]

      Родился я смиренно 5 ноября 1940 года в священном городе Москва. Родители моя: отец – инженер, мать – концертмейстер, оба, кстати, 1912 года рождения. Ничем не интересовался

23

Ответы на вопросы слависта Томаша Гланца.