Контракт Паганини. Ларс Кеплер

такое специально почти невозможно… при идеальном повешении петля оставляет на шее борозду в форме капли. С кончиком, направленным вверх, к узлу…

      – Тяжесть тела стягивает петлю.

      – Именно… и поэтому самый глубокий отрезок борозды находится точно напротив острия «капли».

      – Значит, он умер от повешения, – констатировал Йона.

      – Без сомнения.

      Длинный тощий патологоанатом покусал нижнюю губу.

      – А его могли принудить к самоубийству? – спросил Йона.

      – Только не силой. На теле нет следов насилия.

      Йона закончил просматривать отчет, тихо побарабанил по нему пальцами и подумал, что объяснения домработницы о том, что в смерти Пальмкруны замешаны другие люди, были просто словами сильно взволнованного, сбитого с толку человека. И все-таки у комиссара из головы не шли следы от двух разных пар обуви, найденные Томми Кофоэдом.

      – Значит, ты точно установил причину смерти? – спросил Йона, глядя Нолену в глаза.

      – А ты чего ожидал?

      – Именно этого, – медленно ответил Йона и положил руку на папку с отчетом о вскрытии. – Я ожидал именно этого, но все равно не могу избавиться от одной мысли.

      Нолен растянул узкие губы в улыбке:

      – Возьми отчет с собой, почитай на ночь вместо сказки.

      – Возьму.

      – Но по-моему, ты можешь забыть про Пальмкруну… вряд ли ты раскопаешь тут что-то поинтереснее самоубийства.

      Улыбка Нолена увяла, он опустил глаза, однако взгляд Йоны оставался острым и сосредоточенным.

      – Конечно, ты прав, – сказал он.

      – Конечно. И могу немного порассуждать, если хочешь… Карл Пальмкруна пребывал в депрессии. Ногти не стрижены и грязные, он несколько дней не чистил зубы, не брился.

      – Понимаю.

      – Да вот сам посмотри.

      – Не нужно, – ответил комиссар и тяжело поднялся.

      Нолен подался вперед и сказал настойчиво, словно ждал этого момента:

      – Сегодня утром я нашел кое-что поинтереснее. У тебя есть несколько минут?

      Он встал и кивком пригласил комиссара с собой. Йона вышел в коридор. Заблудившаяся там голубая бабочка порхнула следом за ними.

      – Парень уволился? – спросил Йона.

      – Какой?

      – Этот, который был здесь. С хвостиком…

      – Фриппе? Скажешь тоже – «уволился». У него выходной. Вчера в «Глобен» играли «Мегадеш», а на разогреве были «Энтомбенд».

      Они прошли через темный зал, в центре которого стоял прозекторский стол из нержавеющей стали. Резко пахло дезинфицирующим средством. Комиссар с Ноленом вошли в прохладное помещение, где в морозильных ящиках хранились трупы.

      Нолен щелкнул выключателем. Свет мигнул и лег на белые кафельные стены и длинное пластиковое покрытие прозекторского стола с двойными мойками и желобами для воды.

      На столе лежала молодая очень красивая женщина.

      Загорелая кожа; длинные черные волосы вились густыми блестящими кудрями по лбу и плечам. Покойница смотрела в пространство со смешанным выражением нерешительности