Наемница. Лия Сальваторе

бессильной злобе Лэа села на землю.

      – Ну и проваливай! Видеть тебя не желаю!

      Она воткнула обиженно загудевший меч в землю, и замерла, сложив на него руки и опершись подбородком.

      Сказать, что внутри нее полыхала злость и обида – не сказать ничего.

      Она клокотала от ярости, как взрывное друидское зелье. Стоит только поднести спичку – и вспыхнет синим пламенем.

      – И ты уходи! – крикнула Лэа уже Лейсу, собиравшемуся присесть рядом с ней на корточки.

      Лейс передернул плечами и ушел.

      Лэа изо всех сил сжимала серебряную гарду меча.

      Что происходит с ней?

      Что толкнуло ее в страстные объятия Лейса?

      Найти отчет своим действиям она не могла, поэтому выбрала путь, который выбирала всегда: решила остыть.

      – Лэа? – тихий, журчащий как ручеек голос Акфилэ омыл разгоряченное сознание прохладой.

      Эльфка присела рядом. Слова были не нужны. Она взяла своими холеными маленькими пальчиками натруженную ладонь Лэа в истертых наручах и крепко сжала.

      – Скажи что-нибудь… – тихо попросила ее Лэа. – Твой голос…

      Акфилэ улыбнулась чуть грустной улыбкой.

      – Если хочешь, я спою…

      Лэа кивнула. Глаза ее были закрыты. Голос Акфилэ убаюкивал и успокаивал. Она запела на самом чистом эльфьем языке, который Лэа доводилось слышать в своей жизни.

      – Ael malors laikva miklax

      Winita anare sineida

      Ael malors kosaw luqlax

      Winita anare diujida

      Ael malors

      Ael malors

      Pioriti diniya, Eallon!

      Hinaes tiis Remaisel …

      Piori olixiz, Eallon!

      Слова перекатывались как хрустальные горошины, звенели и переливались, отражались в далеких звездах и, вспыхивая, возвращались назад. Голос эльфки то затихал, соревнуясь с шелестом стелящейся степной травы, то возвышался, опережая звон хаарского клинка. В переводе с эльфьего языка на всеобщий, песня звучала приблизительно так:

      Благослови зеленые поля

      Лучами солнца озари

      Благослови цветущие сады

      Лучами солнца согрей

      Благослови

      Благослови

      Милостивая богиня, Эаллон!

      Детей своих эльфов

      Милостью свыше, Эаллон!

      При переводе она теряла что-то важное, и Лэа махнула на это дело рукой. Хоть она и знала более десяти языков и двадцати наречий, выученных в Логе Анджа, переводить песню не имела смысла – дело было не в словах, дело было в силе, которую нес голос эльфки. Он действовал на Лэа успокаивающе, как мягкая и теплая материнская рука. А эльфка продолжала петь:

      – Ael malors

      Ael malors

      Pioriti diniya, Eallon!

      Uriti tiis remaisel…

      Piori olixiz, Eallon!..

      Песня затихала, треск костра тоже. Лейс и Райт укладывались спать по разные стороны костра. Лэа и Акфилэ еще долго сидели в темноте и молчали.

      О чем думала эльфка, Лэа не знала. Сама же она думала о том, что не следовало им всем путешествовать вместе. Большая группа людей видна издалека, и… но что же это? Она рада, что путешествует не одна, а со своими друзьями… хоть они и переругались все сегодня вечером, не пройдет и дня, как все снова будут вместе.

      До Кан