Стража последнего рубежа. Сергей Волков

организма, «синдром мышонка». Что это такое, спасатели МЧС объяснили Олегу еще в приснопамятном лазе с кабелями, где он застрял.

      Один из главных врагов человека под землей – клаустрофобия. Осознание того, что над тобой десятки, а иногда и сотни метров камня, глины, земли, может свести с ума кого угодно. Но если у одних клаустрофобия проявляется сразу, едва только человек оказывается под землей, у других она дремлет где-то глубоко в недрах подсознания и пробуждается в самый ответственный момент – при прохождении особо узких лазов, например. Лазы эти, на языке спелеологов называемые шкуродерами, иной раз бывают по сотне метров длиной, и все это расстояние нужно преодолеть ползком, в темноте, цепляясь пальцами за камень и извиваясь подобно червяку. И если вдруг у проползшего несколько метров по шкуродеру человека начинается приступ клаустрофобии и он в панике бьется в каменной норе – пиши пропало. Олег помнил случай, когда одного из новичков удалось вытащить из сьянского Щучьего лаза только после того, как несчастный потерял сознание от нервного перенапряжения.

      Чтобы избежать всего этого, и нужен «синдром мышонка» – особое состояние, своеобразный транс, когда человек чувствует себя в самой узкой, самой глубокой норе уютно и комфортно. У Олега это было, а вот у Бормана, например, нет, и шкуродеры он преодолевал только благодаря силе воли.

      Раздумывая об особенностях человеческой натуры, Олег оставил за спиной Бродвей и вошел на Станцию – большой, вырубленный в камне зал, на полу которого среди груд щебня мориовцы обнаружили старинные ржавые рельсы. По ним когда-то вагонетки с камнем, добытым в штреках, вывозили по Проспекту, главному тоннелю катакомб, к центральному выходу. Сейчас этот выход был погребен оползнем, случившимся много лет назад, а рельсы остались чугунным памятником безвестным горнякам, когда-то рвавшим жилы в этих подземельях.

      От Станции, пробравшись через завалы в Кривой штрек, Олег пошел медленнее – неровный потолок здесь временами опускался очень низко, оставляя для прохода меньше метра, а острые выступы известняка так и норовили «поймать» на себя голову неосторожного подземника. Чтобы не заблудиться, Олег время от времени останавливался и искал на стенах метки, оставленные морионцами во время прошлых спусков. Впрочем, пока он шел по хорошо знакомым ему местам.

      Темнота и шепчущая тишина Разлогов не угнетали Олега. Он давно привык к пещерному антуражу, да и не было в подмосковных каменоломнях ничего этакого, пугающего или необычного. Пожалуй, по ощущениям здешние пещеры напоминали крымские – в них хорошо дышалось, они не подавляли волю, и временами казалось, что именно рукотворность большинства полостей Разлогов играет в этом главную роль, точно строители катакомб оставили здесь частичку тепла своих карбидных ламп и немного человеческой души в придачу.

      Совсем по-иному он чувствовал себя, например, в Кунгурской пещере, что неподалеку от Перми. Мрачное великолепие сверкающих в свете фонаря ледяных чертогов давило на Олега, заставляя чувствовать