.

юбку, фиолетовую, как баклажан, миссис Уильямс бестрепетно продемонстрировала, что обута она в сапоги для верховой езды, тоже черные, но изящные, в которых, наверное, было удобно ходить по мокрым от росы тропинкам и лугам.

      «Как она, наверное, была когда-то красива!» – подумала Анжелика.

      Возможно, когда-нибудь она сама будет похожа на эту царственную старую даму… Вот она в таких же сапогах быстро, но величаво шагает по своему поместью. Окружающие будут ее немного побаиваться, а она будет обходить свои владения, уверенная в себе, свободная, радуясь при виде цветов на лугу или ребенка, пытающегося делать свои первые шаги. Надо думать, она будет не такой чопорной и не такой суровой. Но разве миссис Уильямс так уж сурова?.. Англичанка прошла вперед, проникающий сквозь листву подлеска изумрудный свет озарил ее крупные увядшие и все же гармоничные черты, и на лице ее отразилось такое удовольствие, что Анжелика подумала, что не забудет его никогда. Но тут пуританка вдруг остановилась, и выражение ее лица резко изменилось.

      – Разве вы не чувствуете запаха дикарей? – спросила она, нахмурив свои все еще темные брови, и лицо ее снова сделалось строгим и неприступным. Она сказала: «The red man»[10].

      На ее лице мелькнули отвращение и страх.

      – Правда не чувствуете?

      – Нет, – ответила Анжелика.

      И невольно вздрогнула. А между тем воздух еще никогда не казался ей таким душистым, как на этой возвышенности, где аромат жимолости смешивался с ароматами цветущих садов, сирени и меда.

      – А я часто чую этот запах, даже слишком часто, – сказала Сара Уильямс и покачала головой, словно в чем-то себя упрекая. – Пожалуй, я чувствую его всегда. Он беспокоит меня всю жизнь, следует за мной неотступно. Хотя нам с Беном давно уже не выпадало случая открыть огонь, чтобы защитить наше жилище от этих краснокожих змей. Но когда я была ребенком… и позже, когда мы жили в той хижине неподалеку от Уэльса…

      Она замолчала и снова покачала головой, словно желая отогнать воспоминания о страхе и битвах, столь похожие друг на друга.

      – Там было море… В крайнем случае можно было скрыться на островах. А здесь моря нет.

      Они сделали еще несколько шагов.

      – Правда здесь очень красиво? – сказала она, и голос ее утратил прежнюю категоричность.

      Маленькая Роз-Анн, стоя на коленях в траве, собирала малиновые цветы водосбора.

      – Ньюхэвеник, – прошептала старая дама.

      – Земля весны, – подхватила Анжелика.

      – Стало быть, вы тоже знаете? – спросила англичанка, устремляя на нее вмиг зажегшийся взгляд.

      Глядя из-под тяжелых век, ее черные глаза вновь впились в Анжелику, эту иностранку, француженку, пытаясь прочесть ее мысли, что-то разгадать, найти объяснение, ответ.

      – Стало быть, вы тоже любите Америку? – спросила она. – Но вы еще так молоды…

      – Я вовсе не так уж молода, – запротестовала Анжелика. – Да будет вам известно, что моему старшему сыну уже семнадцать

10

Краснокожий (англ.).