Безумный корабль. Робин Хобб

не успел. Откуда-то, из неимоверного далека, донесся женский голос, называвший его по имени.

      – Кеннит!.. О мой Кеннит… Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не уходи от меня! Кеннит!..

      Разлилась неизбежная боль и обозначила контуры его тела. Некий груз давил ему на грудь, а одна нога кончалась… как-то неправильно. Он глубоко втянул в себя воздух. Горло так и горело от крепкого спиртного и желчи. Потом Кеннит поднял веки. Это оказалось не легче, чем в одиночку вытаскивать якорь. Свет, хлынувший в открытые глаза, был слишком ярок. Он бил в самый мозг, он обжигал.

      Шлюха держала его за левую руку и рыдала над ней. Мокрое от слез лицо, растрепанные волосы, пронзительные вскрики… Невыносимо, поистине невыносимо. Он хотел было выдернуть у нее руку, но сил не хватило.

      – Этта… Да прекрати ты наконец! Пожалуйста…

      Вместо голоса получилось какое-то хриплое карканье.

      – О Кеннит!.. – Теперь она рыдала уже от счастья. – Ты не умер! Любовь моя, ты не умер!..

      – Воды, – выговорил он, в равной степени желая утолить жажду и избавиться от вида плачущей Этты.

      Она бросилась исполнять его просьбу, едва ли не прыжком одолев расстояние до буфета на другом конце каюты, где стоял графин. Кеннит сглотнул, пытаясь хоть так пока прочистить горло, и рассеянно попробовал спихнуть со своей груди то тяжелое, что на нее давило. Его пальцы зарылись в чьи-то волосы. Коснулись залитого по́том лица… Кое-как капитан умудрился чуть приподнять голову от подушки и посмотреть, что же там такое у него на груди. Это оказался Уинтроу. По всей видимости, мальчишка сидел на стуле подле постели да так и свалился вперед, прямо на больного. Глаза Уинтроу были закрыты, лицо приобрело жуткий цвет несвежего теста… А по щекам пролегли влажные дорожки слез. Уинтроу плакал из-за него, Кеннита… И странное, сбивающее с толку чувство волной накрыло пирата. Голова мальчишки лежала у него на груди, еще больше затрудняя дыхание. Надо было бы его отпихнуть, но тепло его волос и кожи под ладонью пробуждало нечто далекое, давно и прочно забытое… Ему даже показалось, здесь был он сам, заново воплощенный в теле Уинтроу. Он бы мог защитить этого паренька так, как никто не защитил в свое время его самого… У него хватило бы могущества не подпустить к Уинтроу те разрушительные силы, что когда-то давно переломали жизнь ему самому…

      Ведь, в конце-то концов, они с ним были не так уж различны. Это сказал корабль. И значит, защитить Уинтроу – вроде как спасти себя самого…

      Ощущение собственного могущества порождало внутри очень странное чувство. Оно сулило утоление глубинного голода, который, оказывается, жил в нем безымянным со времен его детства. Но вдосталь подивиться ему Кеннит не успел. Уинтроу открыл глаза. Его зрачки были темны и расширены, отчего взгляд был удивительно беззащитным. Он посмотрел в лицо Кенниту с выражением бездонной скорби, которая, впрочем, мгновенно сменилась изумлением. Мальчик поднял руку и коснулся щеки Кеннита.

      – Живой, –