Честь – никому! Том 1. Багровый снег. Елена Владимировна Семёнова

и была благодарна Стеше уже за то, что она есть, потому что без неё в этом подвале было бы ещё мрачнее и безотраднее.

      Две недели длилась осада. Две недели великий город находился под перекрёстным огнём. Две недели разрушался он беспощадно. Две недели гибли и гибли без вины люди. Люди погибали на улицах и площадях, куда выгонял страх погибнуть под обломками рушащихся знаний, в подвалах и погребах. В Божиих храмах, кресты которых стали лучшим прицелом для большевистских орд. Наконец, украинская армия бежала, и большевики заняли город. Марлинские покинули подвал и поднялись в свою квартиру. В ней царил настоящий кавардак, потому что при обстреле один из снарядов пробил крышу. Обдумать, как быть с полуразрушенным жильём не успели.

      В тот же вечер на квартиру явились несколько красноармейцев во главе с евреем-комиссаром, который с порога осведомился:

      – Где здесь профессор Марлинский?

      Фёдор Степанович сидел в усыпанной битым стеклом гостиной, в длинном пальто, положив ногу на ногу, и невозмутимо взирал на вошедших.

      – Я профессор Марлинский. Я так понимаю, это арест?

      – Правильно понимаете. Вы опасный контрреволюционер, и мы не можем позволить вам оставаться на свободе в нашей стране, – это было сказано с апломбом и театральным жестом. – Пройдёмте!

      Фёдор Степанович неспешно поднялся, оправил пальто. К нему бросились мать и жена, но он знаком остановил их.

      – В их стране нам места нет, – криво усмехнулся он. – Аня, передай Родиону моё благословение. Прощайте, матушка.

      Мария Тимофеевна простёрла к нему руки, а затем закрыла лицо так, что лишь полные отчаяния глаза провожали высокую фигуру сына, уводимого в неизвестность. Анна Кирилловна бросилась следом, но муж приказал ей не терпящим возражений тоном:

      – Аня, останься с мамой. Никуда не ходи. Прощай.

      Первые четверть часа после произошедшего в доме царила гробовая тишина. Затем Анна Кирилловна болезненно согнулась, накрыв голову руками, и не заплакала даже, а заскулила по-бабьи:

      – Пресвятая Богородица, ну, почему же он такой упрямый?! Почему ему не жалко ни себя, ни нас?! Если бы он принял предложение Никифора Захарьевича, если бы скрылся… Ему уехать надо было! Я ведь говорила ему! Я говорила!

      – Молчи, Аня, – тихо произнесла Мария Тимофеевна. Лицо её было белее полотна, а губы, которые она нервно покусывала, вздрагивали. – Наревёшься ещё, успеется… Надо же… Надо же делать что-то! – она резко поднялась, прямая и твёрдая, как её сын.

      – Куда вы, матушка?

      – Пойду к княгине Марии Сергеевне. Может быть, она сможет помочь!

      – Ах, да чем же она поможет? Её госпиталь закрыли, её муж – офицер, близкий к Царской семье!

      – Не останавливай меня, Аня, – отозвалась Марлинская холодно, надевая шубу. – Я не могу сидеть, сложа руки. Я должна идти, делать хоть что-то.

      – Тогда и я с вами пойду.

      – И я, – сказала Надя с дрожью в голосе. – Я не могу оставаться здесь…

      К княгине