Честь – никому! Том 2. Юность Добровольчества. Елена Владимировна Семёнова

быть, барин?

      – Должно, барин.

      – Никак хворый? – не укрылось от взгляда старика вытянувшееся и посеревшее от боли лицо Петра Сергеевича.

      – Занемог маленько.

      – Ай-ай-ай, – сочувственно покачал головой дед Лукьян и, поставив блюдце на стол, подошёл к Тягаеву. – Недужится, барин?.. – спросил ласково. – Это бывает, бывает. Голова болит? Хочешь, вылечим?

      – Что? – вымолвил полковник.

      – Говорю, хворость твою могём выгнать.

      – Это как же?

      – Заговор знаем.

      Пётр Сергеевич с досадой махнул рукой. В заговоры и прочие деревенские суеверия он не верил.

      – Не веришь? Ну, как знаешь… – пожал плечами старик, по-видимому, несколько обидевшись.

      – Ладно уж… – вздохнул Тягаев. – Заговаривай, колдун.

      – Какой тебе колдун! – рассердился Лукьян Фокич. – Колдуна, барин, у нас в запрошлом году мужики на деревне дубьём пришибли. То колдун был! А мы – нет…

      – Не сердись, дед, – сказал Пётр Сергеевич примирительно. – Не силён я по этой части…

      – Не силён! Колдуны – вражины! Колдуны порчу на людей наводят да на скотину. А мы наоборот – выгоняем её.

      – Я понял. Прости. Заговаривай уж…

      – Так-то лучше, милой, – голос старика вновь стал тёплым и ласковым. – Погодь малость, мы сейчас.

      Что делал Лукьян Фокич, Тягаев не видел, зажмурив глаза от света, усилявшего боль. Через несколько минут старик протянул ему жестяную кружку:

      – До донышка пей.

      Пётр Сергеевич выпил и закашлялся: в кружке была какая-то несусветная гадость.

      – Дерёт, дерёт, верно, – говорил ласково целитель. – Это хорошо. Ты, милой, потерпи, – он коснулся крупной, тёплой ладонью лба полковника, пошептал что-то и отошёл на шаг. – Сейчас всё пройдёт, барин.

      Прошло несколько минут, и Тягаев с удивлением почувствовал, что боль исчезла, словно её и не было. Он открыл глаза и недоумённо посмотрел на старика. Тот ласково улыбался и поглаживал окладистую белую бороду:

      – Что, барин, болит?

      – Не болит! – воскликнул полковник, вставая. – Дед, да ты же кудесник! Спасибо тебе!

      – Бога благодари, барин, а нас – за что?

      Пётр Сергеевич, наконец, смог рассмотреть чудесного целителя. Был он очень высок, выше самого полковника, крепок и прям. Лицо его было красиво и просветлённо. Казалось, будто сошёл Лукьян Фокич только что со страниц древнерусской былины или сказки. Глаза его смотрели ласково, с лёгкой долей родительской снисходительности: так любящая мать смотрит на расшалившееся чадо. На груди у старика висел большой восьмиконечный старообрядческий крест.

      – Ты старовер? – спросил Тягаев.

      – Да. Не гоже разве?

      – Я просто спросил…

      – Садись, барин, чайку попей. Вишь, что подеялось с людьми… Убивают, истязуют друг дружку, точно нехристи… Упустили огонь, а как потушить теперь? Донька, налей чайку нам.

      Донька проворно бросился к самовару, налил чаю, поставил на стол.

      – Пей, барин, –