Претерпевшие до конца. Том 2. Елена Владимировна Семёнова

от неё? Разве придумало человечество нечто лучшее? В молодости я, впрочем, ответил бы на это вопрос утвердительно. Путешествия! Приключения! Но сейчас, когда на мою долю приключений достало, я понял цену осмеянного и охаянного несчастными дураками простого человеческого счастья. И оно будет у нас, потому что мы его заслужили.

      – Ты его заслужил, – отозвалась Аглая. – Не я, ты.

      На другой день, встретив усталую, но ободрённую сделанным Надю, они отбыли в Москву.

      – Завтра мы уже будем вместе, – сказала Аля на прощание, и Родион поцеловал её и долго не выпускал из объятий.

      – Завтра начнётся новая жизнь… Наша жизнь…

      – До завтра же!

      – До завтра!

      Как на крыльях летела Аглая домой, мысленно решая, как и что будет говорить Нюточке, и какие вещи необходимо взять с собой, а какие можно и нужно оставить. С девичьей лёгкостью она взбежала по лестнице, вошла в квартиру и лишь успела заметить странный беспорядок, как навстречу ей выбежала заплаканная Нюточка:

      – Мама, мамочка! Наконец-то ты приехала!

      – Что случилось? – испуганно воскликнула Аля, обнимая дочь. – Что?

      – Дядю Саню забрали! – сквозь слёзы, запинаясь, ответила девочка.

      Что-то оборвалось внутри, покатилось вниз, ударило в ноги, сделав их ватными. Борясь с темнотой в глазах, Аглая медленно переступила порог комнаты Замётова: в ней всё было перевёрнуто вверх дном. Аля бессильно опустилась на диван, усадила дочь рядом:

      – Успокойся, милая, я с тобой. Расскажи, когда, как это случилось?

      – Ночью. Они пришли, разбудили нас, всё перевернули. Даже в моих вещах рылись! А потом забрали дядю Саню и ушли.

      – А что же дядя Саня?

      – Всё время, пока они здесь были, он сидел на этом диване и молчал. Я бросилась к нему. Он успел сказать мне, чтобы я не плакала, и незаметно сунул мне в руку скомканное письмо…

      – Письмо? Какое письмо?

      Нюточка достала из кармана смятый листок, исписанный неровным Любашиным почерком. Аглая быстро пробежала глазами по строкам и покачнулась:

      – Ты… читала это письмо?

      Девочка кивнула.

      – Ты знаешь, когда оно пришло?

      – В день твоего отъезда к тёте Наде. Когда дядя Саня прочёл, на нём лица не было. Он долго бродил по комнате, потом уехал куда-то, вернулся лишь под утро. Он все эти дни почти не спал, сам не свой был. Мне так жалко его было… Я подходила несколько раз, а он отвечал что-то невпопад, меня не слушал. А два дня назад вдруг обнял меня и сказал: «Меня, Аня, скоро арестуют. Так ты молись за меня. Молись… И добром вспоминай. Я тебя всегда, как родную дочь, любил. Помни!» Так он это страшно сказал, и так горько…

      – Больше он ничего не говорил? – спросила Аглая, мучаясь, словно её жарили на медленном огне. – Мне ничего не передавал?

      – Передавал… Когда уже уводили его, а меня к нему не пускали, крикнул: «Передай маме, что я её люблю и за всё прощаю! Пусть будет счастлива!»

      Аглая хрипло застонала и, согнувшись,