Претерпевшие до конца. Том 1. Елена Владимировна Семёнова

всё кончится. И мука кончится. Но природа, так поскупившаяся на здоровье для Серёжи, с избытком дала оное Але. Не было ни горячки, ни бреда. Лёгкая простуда и слабость. Тем не менее, Марья Евграфовна оставила её у себя и по её просьбе никого к ней не допускала.

      Покинув амбулаторию, Аглая пошла не домой, а в божелесье. На их место… Каждый шаг ногу жёг. Каждое дерево смотрело презрительно. И сама себя презирала Аля. Его она завидела издалека и затаилась. Он бродил у омута, печальный, подавленный. То и дело останавливался, прислушиваясь. Ждал её… А она не смела отныне приблизиться к нему. Посмотреть ему в лицо, в глаза. Она беззвучно плакала, глядя на него, пока он, наконец, досадливо преломив и бросив ветку, не ушёл…

      Тогда Аглая, едва держась на ногах, спустилась к омуту. Вживе вставали в памяти мгновения, проведённые здесь вместе. Больше не повториться им. Никогда больше не посмеет она поднять на него глаз. Никогда не оправдается в его глазах. Невозможно рассказать ему о случившемся. Ему! Высокому… Благородному… Об этом стыде и ужасе… Лучше умереть. И пусть забудет её. И будет счастлив с достойной его… Если уж горячка не взяла, так омут холодный удружит. Исцелит навсегда от муки…

      Через мгновенье ледяные воды уже сомкнулись над её головой, но в следующую секунду чьи-то сильные руки вытащили её на поверхность. Из бесчувствия Алю вывела несильная, но крепкая оплеуха и крик:

      – Ты что, ошаломутила совсем?! Дура чёртова! Убить бы тебя за такое!

      – Зачем убивать… Просто не надо было мне мешать… – отозвалась Аглая, тускло глядя на Тёмку. Тот стоял перед ней, насквозь мокрый, жилистый, грозный. А лицо его выражало смесь испуга, злости и жалости.

      – Ты, что ли, следил за мной, Артёмушка?

      – Не за тобой, – хмуро отозвался Тёмка. – За ним… Думал, увижу, как вы с ним милуетесь, так и пришибу его.

      Аля поднялась и горько, отчаянно расхохоталась. Тёмка с тревогой посмотрел на неё:

      – Ты чего, а?

      Аглая перестала смеяться, шагнула к нему:

      – Ударь меня ещё раз.

      – Чего?

      – Побей меня, говорю. По-настоящему побей. Как мужья неверных жён бьют.

      – Ты дурь свою брось, слышь! Я тебе пока что не муж!

      – Всё равно побей. Может, мне легче станет, если кровью изойду…

      – Бросил, что ль, тебя твой барчук? Ты и бесишься? Вестимо дело! Эх, взять бы вожжи да отодрать тебя! Чтобы дурь из башки вышла!

      – Так возьми. Вожжей нет, так, вон, сколько прутьев кругом растёт.

      Тёмка зло сплюнул:

      – Да поди ты!.. Помешанная!

      Аглая опустила голову, всхлипнула. Ей было нестерпимо жаль себя. Тёмка нахмурился, опустил свою тяжёлую лапищу ей на плечо:

      – Ну, чего ревёшь-то? Дурёха ты, дурёха… Эх-х… – помолчал немного. – Вот что, реветь ты брось. И дурить брось. Топиться опять соберёшься – выволоку, не сомневайся. Мне ведь без тебя жизни нет.

      Аля подняла голову:

      – Что говоришь-то? Жизни нет… Ты же не знаешь