Претерпевшие до конца. Том 1. Елена Владимировна Семёнова

знаю… – растерялась Аля. – Хороший он, добрый… А только как понять, бабушка, любовь ли это или так?

      Старуха еле слышно рассмеялась:

      – О таком, милая, не спрашивают. Когда она приходит, так никаких вопросов не бывает. Вертит она сердечком так и сяк, а ты и рвёшься супротив, а подчиняешься. Хозяйкой она тебе делается, а ты у ней крепостной бессловесной…

      – Сегодня молодой барин приехал, – зачем-то сказала Аглая.

      – Никак видела?

      – Мельком… – смутилась Аля. – В роще…

      – Красив ли?

      – Не рассмотрела, бабушка.

      – Старый барин хорош был собой… – вздохнула старуха. – Так хорош, что только воду с лица пить да любоваться… – она качнула головой, словно отгоняя призрачное воспоминание своей уже никому не памятной молодости. – Значит, не любишь…

      – Кого? – не сразу поняла Аглая.

      – Артёмушку. Тогда терпи, девонька. Много тебе терпеть придётся.

      – Я к тебе, бабушка, жить перейду. Буду ходить за тобой. Не прогонишь?

      – Я-то не прогоню, да, вот, только ты ко мне не перейдёшь.

      – Почему?

      – Батюшка твой огорчится, а ты его огорчать пожалеешь.

      А верно ли, что огорчится? Может, только вздохнёт облегчённо – прекратятся в доме бесконечные ссоры. Да нет… Куда уж идти… Мачехе рожать скоро, и малыши ещё совсем крохи. Ведь нужно же и за ними следить, и за домом, и за скотиной… И об отце заботиться. Куда уж мачехе одной без Алиных умелых рук… Не дай Бог стрясётся что – не простила бы себе Аглая.

      – Права ты, бабушка. Не могу я их одних оставить. Разве что поплакаться к тебе приходить буду…

      Лукерья вдруг вздрогнула, всматриваясь в утекающую за горизонт дорогу:

      – Как на Гришу моего похож…

      По дороге шёл невысокий, худощавый человек с длинными до плеч волосами и чемоданом в руке.

      – Только у Гриши узелок был махонький, а сапог не было…

      – Да ведь это Серёжа! – воскликнула Аля, с удивлением узнав старшего брата, учившегося в московском Университете. Кинулась к нему опрометью, разом забыв о размолвках с мачехой и прочих горестях: – Серёжа! – и через миг уже висла у него на шее. А он что-то бормотал растерянно: то ли дивился, как похорошела сестра за этот год, то ли пытался объяснить свой столь неожиданный приезд. А, вернее, как бывало с ним всегда, когда он волновался, разом говорил о нескольких предметах, путаясь в словах и сбиваясь с мысли. Впрочем, какая важность была, что именно он говорил! Главное, что не забыл в Москве родной дом, что приехал!

      Глава 3. Не от мира сего

      Что такое боль, он узнал очень рано. Узнал, когда не стало матери. Но та боль, пережитая в далёком детстве, успела позабыться, и теперь эта, новая, постигалась с неведомой прежде остротой.

      Никакая физическая, даже нетерпимая, самая сильная боль не может сравниться с болью души. Ни одна рана тела не терзает так, как рана душевная. А душу мало что ранит так глубоко и страшно, как предательство. Предательство близких. Хотя иных предательств